один, другой… Вряд ли мама знает его нью-йоркский номер, так что должна снять трубку.
– Алло, – слышится такой знакомый, хоть и постаревший голос.
– Привет, мам, – улыбается Том, игнорируя сигналящие машины со всех сторон. – Это я.
– Кто?
– Твой сын Том… Мама, ты вообще помнишь, что я есть?
– Я сказала тебе тогда, у меня больше нет сына. Что тебе нужно?
Сердце рвется на куски, и все, что он чувствовал в церкви, растворяется в автомобильных гудках и ее суровом тоне.
– Я умираю, мам. У меня рак, мне осталось всего пару месяцев… Я только хотел поговорить.
– Это Господь наказывает тебя за грехи, – с отвращением отвечает та. – Ты преступник, предал свою семью, бросил свою страну. Мне не о чем с тобой говорить.
– Некоторые вещи не меняются, да? Просто скажи, как Джун. У нее все в порядке? Мам, рак – это генетическое… Пусть Джун регулярно проверяется, ладно?
Ответом ему служит короткий сигнал отключения звонка.
Том снимается с места, горько улыбаясь своему будущему. Можно жениться и стать достойным членом общества. Можно сколько угодно быть молодым гением, изобретать полезные вещи, поднимать машины в воздух… но мама никогда не забудет тот факт, что все это произошло на украденные когда-то деньги. И не простит капли крови на них.
Наверное, это и к лучшему. Так и нужно. Легче, когда она бросает трубку. А то прилетела бы, рыдала, избивала Леона за его поведение, уговаривала Кэтрин на то, чтобы начать экспериментальное лечение, грозила бы клинике судами… Кому это надо?
Кому вообще нужна нормальная мама, которая принимает сына таким, какой он есть, с его проблемами и сложностями? Как бабушка у Гэри и Джека или хотя бы как у Леона – беспомощная и глупая, но которая хотя бы разговаривает с ним?
Порывшись в телефоне еще немного, Том с надеждой набирает другой номер. Трубку берут после второго гудка.
– Том? – раздается в динамике теплый голос. – Все в порядке?
– Добрый день, миссис Ким, – улыбается он. – Просто позвонил узнать, как у вас дела.
Хейли оглядывается, словно впервые видит пиццерию, в которую они пришли. Это всего в паре зданий от клиники, но они ни разу не обедали вне столовой. Сегодня Кэтрин не готова ничего обсуждать посреди толпы других врачей и медсестер: у них всех ужасно длинные уши, а ей необходим серьезный разговор.
– Мы хотим набрать пару кило вместе или нам нужно поболтать без греющей уши Саванны? – уточняет Хейли.
– Поболтать, – кивает Кэтрин. – У меня есть новость, которую я никак не могу осознать, так что… мне нужна подруга.
– Тогда заказываем одну пиццу на двоих.
Она слишком долго все взвешивает и уже немного устала от собственных мыслей. Так и не сказала ничего Тому, потому что не решила сама, и с каждым днем это кажется все менее честным: так можно дотянуть до слишком большого срока. Раньше казалось, что двадцать три недели беременности – очень много, но вот у Кэтрин уже седьмая, а она до сих пор не может понять, что чувствует по этому поводу.
Официант, принявший заказ, отходит от их стола, и Хейли перестает соблазнительно улыбаться ему и поворачивается с вопросительным взглядом:
– Что случилось?
– Я беременна, – просто говорит Кэтрин. – И не знаю, что с этим делать.
– Ты? – поднимает брови Хейли. – Ты незапланированно беременна?
– Понимаю, звучит странно.
– Странно – это когда метеорит с неба падает. А твоя ситуация – просто предвестник апокалипсиса.
– Я пропустила инъекцию, потому что уехала с Томом в Корею.
– Точно. Стоило догадаться, это ведь тогда же, когда вы сделали парные татуировки, да?
Кэтрин невольно потирает предплечье: до сих пор не понимает, как Том ее на это уговорил. Она объясняла, что не против татуировок, но не на себе, и ему не стоит делать ничего такого в его состоянии, что никакая татуировка не будет безопасной… А потом он просто посмотрел на нее глазами кота из «Шрэка», и через пару часов у нее на коже появилась деталь пазла с сердцем внутри. И у него тоже.
– Да, – кивает она. – Я немного забылась.
– С ума сойти. Нет, ну сделать татуировку – это одно, она у тебя маленькая. Но забеременеть… С другой стороны, это ведь тоже логично.
– Почему? – пытается уцепиться за ее мысль Кэтрин.
– Ты замужем, и тебе уже тридцать два. Твой муж хорошо зарабатывает, и вполне нормально, что вы можете позволить себе детей.
– Но я только в начале карьеры.
– Как интересно, – смеется Хейли. – Разве ты не задумываешься о другой профессии?
– Я даже выбрала, но… Это тем более сложно. Я думала учиться параллельно с работой, так безопаснее. И можно будет пойти на стажировку, если захочу, а не потому что нужны деньги. А если рожу ребенка, я же не вытяну и работу, и обучение, и младенца!
– Стой, я теряю мысль. Гибсон говорит, потянет вас двоих, так?
– Да, но…
– И он же утверждает, что хочет, чтобы ты нашла себе мечту.
– При чем здесь Том?
– При всем, – возмущенно морщится Хейли. – Кэтрин, ты потрясающая. Но я в шоке, как можно выйти замуж, выиграть джек-пот и продолжать думать, как одинокая женщина.
– Я не…
– Ты сказала мужу о беременности?
– Нет, хочу сначала сама все решить.
– Вот и я о чем. У тебя муж, который прямо говорит: положись на меня, займись мечтой, я все закрою. А ты ходишь и думаешь, как тебе в одиночку столько всего тянуть, будто его нет.
Прокрутив в голове свои последние мысли, Кэтрин приходит в ужас от самой себя. Она и правда такая! Не ценит все, что делает для нее Том. Он только и занимается, что решает проблемы жены: помогает найти мечту, о которой она даже не думала, покупает машину, закрывает ее студенческий кредит, просто чтобы ничто не держало ее в клинике.
А сама Кэтрин в это время мало того что продолжает считать, будто тянет все в одиночку, так еще и не погружает его в главные события их жизни. И рассчитывает только на себя, словно Тома и всего, что он принес в их отношения, не существует.
– Я идиотка, – закрывает лицо руками Кэтрин.
– Нет, ты просто очень современная женщина, – смеется Хейли, – и сильно обожглась.
– Как ты это делаешь? Буквально пара слов, и ты видишь то, что я не замечаю месяцами.
– Тот же вопрос, знаешь ли. Как ты это делаешь – просто встречаешь пациента и меняешь всю свою жизнь? Кстати, как у Гибсона с его изобретением?
