достичь ремиссии. И тогда они наконец будут просто счастливы.
К вечеру Гэри и Пайпер собираются домой, но Том словно не хочет их отпускать. Он задерживает их в дверях, напоследок заваливая Гэри вопросами о всяких мелочах. Кэтрин собирает чашки и относит их на кухню, чтобы поставить в мойку.
– Ладно. Пайпер, беги запускай машину, – командует Гэри из-за перегородки. – Слушай, ты уверен, что не хочешь поговорить с Леоном? Конечно, он меня самого бесит, но брат же.
– Пусть остынет и подумает о своем поведении, – жестко отвечает Том. – Заигрался в директора.
– Дело твое. Ну все, давай.
– Братишка, – зовет Том, – я люблю тебя.
Наступает короткая пауза, за которой следует тихий смех Гэри.
– Я тоже люблю тебя, Тыковка. Только ты так не пугай.
Том тянется за телефоном, чтобы проверить время. Два часа ночи. Последний укол он делал в десять, и его действие явно закончилось: боль такая, будто злобный карлик сидит внутри и протыкает его желудок шилом. Слева, справа. Вверху, потом снова слева. Непоследовательный урод.
Хочется орать, терпеть все сложнее, но рядом спит Кэтрин. У нее весь день было такое загадочное лицо, словно затеяла сюрприз. Пусть выспится. Завтра понедельник, им снова рано вставать, разъезжаться по работам… Господи, надо уже ей сказать. Сколько можно, соберись, сраная тряпка, скажи жене, что ты умираешь.
Ее мерное дыхание – единственный нормальный звук в комнате. Тому сложно дышать. Казалось бы, такой простой процесс, никогда его не замечал, а теперь каждый безболезненный вдох становится божьим подарком. Или еда, которая не выпрыгивает обратно через пять минут. Уснуть, проснуться, двигаться, да просто думать – все это роскошь, которую обычно не замечаешь, пока не перестает получаться это делать.
Еще один приступ боли, настолько сильный, что Том прокусывает себе губу до крови, чтобы не завыть. Не выдержав, он поднимается и направляется в ванную. Под раковиной, рядом с противорвотным, теперь спрятан его обезбол. Стыдно признаться, но он украл у Кэтрин бланк рецепта, чтобы прописать его себе. Сам не знал, что сможет на такое пойти, и вот они здесь, в этой чертовой точке.
Наверное, он начинает терять человеческое лицо. Том изворачивается, пытаясь увидеть собственный зад, – никогда не умел делать уколы, и сейчас получается паршиво. Игла больно втыкается в подобие мышцы, и он пытается сделать это плавно, но от нетерпения всаживает всю жидкость почти моментально.
Обернув шприц туалетной бумагой, выбрасывает его в контейнер и смотрит на себя в зеркало. Зачем врать, оттягивать этот момент? Он уже покойник.
Что будет, когда метастазы заберутся дальше? Когда станет невозможно даже держаться на ногах?
– Тебе пора, – говорит Том своему отражению.
Вернувшись в постель, он ложится рядом с Кэтрин и притягивает ее в свои объятия, и в ту же секунду, сонно бурча, она поворачивается и утыкается носом в его ключицу.
Не так уж мало получилось за жизнь, да? По крайней мере, он узнал, что такое счастье.
Мальчишка из Манчестера, которому пришлось пропустить год школы из-за того, что у родителей не было денег даже на тетрадки. Который в шестнадцать попал, нет, помог организовать преступную группу. Который всю юность провел в перебежках между гаражом и свалкой, на автофорумах и с лучшими друзьями.
Том еле окончил школу, забрав дурацкий аттестат, а потом носил деньги своим преподавателям, чтобы они научили его тому, что он игнорировал на уроках. Чтобы стать изобретателем, пришлось здорово попотеть. Зато у него появилась идея. И она превратилась во что-то большее. Сложно было представить в две тысячи одиннадцатом, что «Джей-Фан», который придумался из-за Джун, будет в каждой второй машине Америки.
Сложно было даже представить, что, когда родители узнают, на какие деньги жили все это время, и выгонят его из дома, семьей станут Леон, Гэри и Джек. И что вчетвером они возьмут свои паспорта и джинсы из «Праймарка», сядут в самолет и укатят в Нью-Йорк. Навсегда.
Черт, с Леоном плохо получилось. Нужно будет завтра ему позвонить и сказать, чтобы не переживал и не винил себя. Он же на самом деле хороший человек, просто в паршивых обстоятельствах. И Том сейчас к ним только добавит. Завтра… Да, он все сделает завтра.
Перед глазами, как облака на бескрайнем синем небе, проплывают его любимые воспоминания. Братья. Манчестер. Их первый фестиваль. Сумасшедшие выходные в Лондоне, где они так напились, что чуть не загремели в полицию. Тот день, когда у них с Гэри получилось собрать первый «Джей-Фан».
Нью-Йорк. Майя и ее смешные попытки вытащить его из мастерской. Себ, с которым они орали друг на друга из-за сертификации, а потом поняли, что говорят одно и то же. Его команда. Их ставший огромным офис. «Про-Спейс». Логотип «Феллоу Хэнд» на входе и та гордость, которую он испытал, впервые его увидев.
Кэтрин. С ее появлением счастливых воспоминаний стало вдвое больше. Том зарывается носом в ее волосы: ее будет сложнее всего оставить. У них было слишком мало времени вместе, даже года не прошло с тех пор, как он вынудил ее пойти танцевать. Хотя у них был Вегас, лучшая на свете свадьба. Германия, ребята с концерна, ее друзья-немцы, которые стали их общими. Корея, где они сделали парные татуировки.
Каждый день, проведенный вместе с ней, был чудесным. Господи, как же хочется остаться. Быть и дальше хорошим мужем, задержаться на земле, чтобы каждое утро целовать ее перед работой и ложиться спать вместе. Слушать ее рассуждения о чем угодно, лишь бы была рядом. За свои тридцать два Том полюбил только одну женщину и точно знает: ни за что не смог бы быть с другой.
Кэтрин. Его Кейт, его королева, его маленькая зануда и самая красивая девушка во вселенной. Если бы у них был хоть один шанс… Но Том не сможет стать ее обузой. Больше, чем смерти, он боится увидеть в ее глазах жалость. Наверное, поэтому до сих пор не смог ей сказать… и не сможет. Единственная, кто видел в нем мужчину, она должна запомнить его именно таким. Сильным.
Господи, почему это ощущается как предательство? Том столько раз обещал себе, что выкарабкается ради Кэтрин. Он каждое утро глотал проклятые таблетки, бросил курить, из всех сил пытался быть тем мужчиной, которого она заслуживает. Но у него не получилось. Машину в воздух поднять получилось, а выжить – нет. Он должен был подарить ей много лет счастья, но подвел, как последняя скотина.
– Прости меня, Кейт, – беззвучно шепчет он. –
