Убежав в лес, Рика вошла на кладбище с противоположной стороны, но я знаю, куда именно нужно ехать.
Могила ее отца расположена неподалеку от нашего семейного склепа. Он мог позволить себе что-нибудь столь же грандиозное, однако Шрейдер Фэйн не был пафосным говнюком, как мужчины в моей семье. По его мнению скромной могильной плиты было достаточно, о чем он и упомянул в завещании.
Я еду по темной узкой дорожке. Справа и слева лишь деревья и море серых, черных и белых памятников.
Остановившись на вершине невысокого холма, я глушу двигатель, уже заметив, как мне кажется, пару ног в траве.
Господи.
Я бегу между памятниками и вижу ее. Она лежит на могиле своего отца, свернувшись в комок и прижав руки к груди.
Остановившись, смотрю на спящую Рику и на мгновение вижу в ней ту самую малышку, какой когда-то увидел ее в первый раз. Я опускаюсь на одно колено, беру ее на руки и поднимаю. Ее тело такое маленькое и легкое.
Рика ерзает у меня в объятиях.
– Майкл?
– Ш-ш-ш, – успокаиваю ее. – Я с тобой.
– Я не хочу идти домой, – противится она и, не раскрывая глаз, обнимает меня за шею.
– Я тоже не хочу.
Заметив каменную скамейку в нескольких метрах от нас, я несу Рику туда. Меня охватывает чувство вины, когда я замечаю, какая у нее холодная кожа.
Я не должен был бросать ее.
Я сажусь на скамейку, оставляя Рику у себя на коленях. Она кладет голову мне на грудь, а я прижимаю ее к себе, стараясь согреть или сделать что-нибудь, чтобы ей стало лучше.
– Я не должен был говорить тебе все те слова, – признаю я хриплым голосом. – Твой шрам не уродливый.
Рика обхватывает руками мою талию и, дрожа, сильнее прижимается ко мне.
– Ты никогда не извиняешься, – заявляет она. – Ни перед кем.
– Я и не пытаюсь, – бросаю я в ответ вроде как в шутку.
На самом деле, именно это я и делаю сейчас. Я чувствую себя виноватым, но мне сложно признавать собственные ошибки. Вероятно потому, что отец никогда не упускает шанса напомнить мне о них.
Только Рика права. Я никогда не извиняюсь. Люди терпят мою грубость, но не она. Рика убежала от меня. В ночь. На кладбище.
– Ты очень смелая, – бормочу я. – А я нет. Я просто трус, который обижает детей.
– Это неправда, – отвечает она. В ее голосе я слышу намек на улыбку.
Но Рика не видит то, что вижу я. Она не может заглянуть в мои мысли. Я трус, я жестокий, и меня постоянно все чертовски раздражает.
Я крепче обнимаю ее, пытаясь согреть.
– Могу я кое-что тебе рассказать, мелкая? – спрашиваю я. К горлу подступает ком. – Я всегда боюсь. Я выполняю его распоряжения. Поднимаюсь и говорю или, наоборот, молчу. И никогда ни в чем ему не отказываю. Я не могу постоять за себя.
Я назвал Рику слабой. Но это я слаб. Я ненавижу себя таким. Каждая мелочь овладевает моими мыслями, я не контролирую свою жизнь.
– Люди меня не видят, Рика, – откровенно признаю я. – Я существую лишь в качестве его отражения.
Она немного запрокидывает голову назад, но глаза не открывает.
– Неправда, – сонно бормочет Рика. – Ты первый, кого я всегда замечаю в комнате.
Я печально хмурю брови и отворачиваюсь, опасаясь, что она услышит мое тяжелое дыхание.
– Помнишь, прошлым летом мама заставила тебя и твоих друзей взять нас с Тревором с собой в горы? – спрашивает Рика. – Ты позволил нам делать все, что захочется. Разрешал близко подходить к краю обрыва. Забираться на валуны. Разрешил Тревору материться… – Ее пальцы сжимают мою футболку. – Но ты не позволял нам заходить слишком далеко. Ты сказал, мы должны поберечь силы на обратный путь. Ты ведешь себя так же.
– Что ты имеешь в виду?
Она делает глубокий вдох, потом выдыхает.
– Ну, ты как будто бережешь силы для чего-то. Сдерживаешься, – поясняет Рика, уютней устраиваясь у меня на коленях. – Но в этом нет никакого смысла. Жизнь – это путешествие в один конец, обратного пути не будет. Чего ты ждешь?
В одно мгновение в моей груди все содрогается. Я смотрю на нее сверху вниз. Ее слова обрушиваются на меня так, словно по мне грузовик проехал.
Чего я жду?
Правила, ограничения, ожидания, все, что считалось приемлемым – все это сдерживало меня. Только эти вещи придуманы другими людьми. Это ограничения других людей. Правила и ожидания других людей.
И это все иллюзия. Они существуют лишь тогда, когда я им позволяю.
Рика абсолютно права.
Что со мной сделает отец? И волнует ли это меня вообще?
Я хочу это.
Ты не можешь это получить.
Ну, а что случится, если я все равно возьму?
Я хочу сделать это.
Ты не можешь.
Кто меня остановит?
Боже, она права. Твою мать, чего я жду? Что он сделает?
Я хочу сеять хаос, хочу небольших неприятностей, хочу веселья. Мне нужен шанс последовать зову своего сердца… И кто, черт побери, меня остановит?
Все мои скованные мышцы постепенно начинают расслабляться. Узел в животе раскручивается. Кожу покалывает. Внутренности буквально переворачиваются, и я изо всех сил сдерживаю улыбку.
Я глубоко вдыхаю прохладный воздух, наполняю легкие, словно измученный жаждой, нашедший воду в пустыне.
Да.
Крепче прижимая Рику к себе, встаю и несу ее обратно к машине.
Даже не думаю везти ее домой. Я не хочу, чтобы она осталась одна.
Я вношу ее в свой дом. В холле темно, ведь уже почти десять вечера. Отец наверняка ночует в городе, а мать, скорее всего, готовится ко сну. Однако, поднявшись по лестнице, я встречаюсь с ней в коридоре. Рика спит у меня на руках.
– Что с ней? – Мама, уже одетая в ночную рубашку и с книгой в руках, быстро подходит к нам.
– Она в порядке, – входя в свою комнату, отвечаю я.
Я кладу Рику на кровать и накрываю ее одеялом, сложенным в изножье.
– Почему бы тебе не перенести ее в гостевую спальню? – предлагает мать.
Но я отрицательно качаю головой.
– Я сам посплю в одной из них. А она пусть остается в моей комнате. Ей нужно почувствовать себя защищенной. – Затем я поворачиваюсь к маме. – Ей давно пора выделить собственную комнату.
