Боссом в том, что женщина продает не только свою душу, но и свое сердце. Мел уже много лет не испытывала ничего, кроме ярости. Она отгорожена стеной и останется такой, если не выйдет замуж. Даже если она возненавидит его, по крайней мере, я знаю, что она никогда не будет одинока. У нее все равно будет семья, — все, кого она когда-либо любила, умерли, и я тоже был на верном пути. В свою очередь, Мел давным-давно умерла.
Седрик нахмурился и покачал головой.
— Это странно. Ты веришь, что Мелоди нужен Лиам, чтобы покончить с одиночеством, а я верю, что Лиаму нужна Мелоди, чтобы не бояться одиночества. У него есть все задатки Ceann na Conairte. Я понял это в самый первый день, когда он родился. Нил был… недостаточно силен морально. У него этого нет. Но Лиам? Он был рожден для этого. Это заложено в его ДНК. Даже в детстве он любил оставлять свой след на всем.
— Но? — я кашлянул.
— Но за фасадом он жаждет, чтобы его любили, и ненавидит быть одиноким, — Седрик нахмурился, ненавидя то, что ему пришлось признать правду, и это была правда. — Лиам не сосредоточен, как следовало бы, и иногда слишком сострадателен. Я виню в этом его мать.
— А сострадание — это только для семьи, — сказал я.
Он кивнул.
— Он безжалостен во многих отношениях. Но чтобы быть Ceann na Conairte, ты не должен проявлять милосердие ни к кому, кроме своей семьи. Ты холоден. Отстранен. Ты наслаждаешься кровью, смертью. Лиам убивает, но он не получает от этого должного удовольствия. Если бы он это сделал, Валеро боялись бы его так же, как они боятся тебя, или, лучше сказать, женщины, которая сейчас действует как ты.
— Я должен попросить тебя кое о чем, Седрик, — добавил я, больше всего на свете желая никогда не произносить слов, которые вот-вот сорвутся с моих губ.
— Что бы это ни было, скажи, и я сделаю это, — произнося эти слова, он только усилил боль в моем сердце.
Проглотив свою гордость, я кивнул.
— Я хочу, чтобы ты повел Мел к алтарю.
Последовала пауза, и он заглянул мне в глаза.
— Ты уверен?
Я кивнул. Моя bambina dolce10 заслужила того, чтобы идти к алтарю и гордиться собой. Она бы стала спорить о том, как она уже гордится мной. Как ее не волнует, что я буду кашлять на протяжении всей церемонии, или что меня нужно будет подталкивать к проходу, или тот факт, что больше людей будут сосредоточены на мне, а не на ней. Но мне не все равно, и я не хочу этого. Если я появлюсь и наши враги увидят, насколько я слаб, они попытаются использовать это против нее, против ее империи.
— Я позвоню Эвелин, и через три дня у нее все будет готово. Ты можешь наблюдать из потайной комнаты. Никто тебя не увидит, — сказал он с благодарным кивком. Предложи ему что-нибудь большее, и он с таким же успехом мог бы вырезать мое сердце.
— Разве ты не чувствуешь, что мы — Пандора, как раз в тот момент, когда она собирается открыть свой ящик? — я ухмыльнулся ему. — Они принесут такой хаос, какого мы никогда не могли, и мы сделали это просто в надежде улучшить их в будущем.
Седрик фыркнул, прежде чем допить свой бренди.
— Да, в некотором извращенном смысле.
— Мы действительно живем в извращенном мире, — ответил я, когда дверь открылась, и Адриана зашла.
— Да?
— Мистер Джованни, мистер Каллахан. Извините за вторжение, но мне сказали позвать вас обоих, — сказала она, опустив голову.
— Зачем? — спросил Седрик с холодностью в голосе, которой у него не было с начала нашего разговора.
— Мэм и мистер Каллахан, очевидно, очистили комнату в подвале, чтобы они могли побыть одни и никто не должен был входить. Но через несколько минут раздался выстрел.
ГЛАВА 5
«Жаль, что ты не знал, когда ты начал свою игру в убийство, что я тоже играл».
— Робб Уайт
МЕЛОДИ
Кто, черт возьми, напрашивается на смерть?
Я посмотрела в конец комнаты, ища человека, голос которого осмелился прервать меня.
Моя кровь вскипела.
Лиам, скоро-блядь-мертвый, Каллахан спускался по лестнице — моей, блядь, лестнице, с высоко поднятой сексуальной прической и зелеными глазами, острыми, как лезвия бритвы. Он был прекрасен, и я почти пожалела о том, что мне придется всадить ему пулю в голову, а потом пробить ею гребаную стену.
— Значит, это и есть тот мужчина, который стоит за этой сукой? — Райан рассмеялся.
Прежде чем я успела остановить себя, я ударила его прикладом пистолета по лицу и не переставала бить, пока не услышала болезненный хлопок. Я избила его до потери сознания и оставила обмякшим в кресле с закрытыми опухшими глазами.
Вытирая кровь с лица, я глубоко вздохнула и подняла пистолет на Монти, прежде чем снова повернуться лицом к гребаному идиоту.
— Ты переступаешь границы дозволенного, Каллахан.
Он оглядел меня с ног до головы одновременно с отвращением и вожделением.
— Как я могу? Я уверяю, что ты ошибаешься, любовь моя. В конце концов, я только что подписал очень важный документ, который делает все это моим.
— Твой отец заплатил за твой дартмутский диплом? Потому что ты, кажется, не очень хорошо умеешь читать, — я уставилась на него, стараясь не позволять густым волнам похоти, которые исходили от него, беспокоить меня. — В этой бумаге сказано, что ты работаешь со мной после нашей свадьбы, Каллахан, и мы еще не женаты, так что ты все еще чертов гость в моем гребаном доме.
Он ухмыльнулся, и это было сексуально, опасно, и мне захотелось убить его за это.
— Будь хорошей невестой и скажи своим питомцам, чтобы они убирались, или я усыплю их, милая, — его зеленые глаза оценивающе смотрели на меня, как будто я была его новой блестящей игрушкой.
Не убей. Не убей. Мелоди,
