Безжалостные люди - Дж. Дж. МакЭвой

Когда я открыла ее, мои люди были там с пистолетами, направленными на Деклана и Нила, которые повторяли их позы. Это объясняло, почему ни один из них не вошел. Они не могли проверить дверь, не повернувшись спиной к врагу.

Все мои люди оглядели меня с ног до головы с гордыми улыбками на лицах.

— Что бы вы хотели, чтобы мы с ними сделали, мэм? — спросил один из них, Антонио Франко, ухмыляясь шире, чем остальные. Антонио ненавидел Каллаханов так же сильно, как и Федель. Он не был так близок мне, как Монте или Федель, но он был настолько предан, насколько это возможно. Он и его отец работали на Орландо задолго до того, как я пришла к власти. Заставить его подчиниться означало заставить старших — тех, кому все еще было горько, что я, женщина, и к тому же молодая, теперь была Боссом, — подчиниться.

Я повернулась к своим родственникам и улыбнулась, прежде чем протянуть им руки для рукопожатия.

— Я приношу извинения за то, что не была должным образом представлена. Как вы знаете, я Мелоди Никки Джованни, но вы можете называть меня Мел.

Они не пожали руки в ответ. Вместо этого они свирепо смотрели, их пистолеты все еще были подняты.

— Ах, да, ваш брат, — я притворилась, что забыла. — Он немного побит, и ему понадобится врач. Но не волнуйтесь — выстрел был сделан чисто и навылет. Он будет ходить через несколько часов. Вы можете проведать его, а я попрошу Адриану показать вам ваши комнаты.

Я кивнула своим людям, приказав им бросить оружие, они нахмурились, но подчинились, прежде чем последовать за мной к лифту. Он открылся, чтобы показать не только моего отца, но и старшего мистера Каллахана. Заставляя меня еще раз осознать, что Каллаханы были благословлены быть чересчур красивыми, на мой взгляд.

Мой отец оглядел меня с ног до головы, прежде чем покачать головой и вздохнуть, в то время как Седрик просто смотрел без всякого выражения на лице.

— Мой сын сделал это с тобой? — спросил он, глядя на мои слегка ушибленные руки и ноги, порезанные губы и растрепанные волосы.

— Это было небольшое разногласие, — я улыбнулась. — И я подстрелила его за это. Если бы он не был моим будущим мужем, все было бы еще хуже. Я очень надеюсь, что позже мы сможем быть должным образом представлены друг другу, мистер Каллахан, поскольку я нахожу вашу прошлую работу увлекательной.

И с этими словами я вошла в лифт, когда он снова открылся. Только когда двери закрывались, я увидела, как брат и кузен Лиама ворвались обратно в комнату, чтобы забрать его. Я сдержала смех.

— Я потрясен, что вы не прострелили ему коленную чашечку из-за этого дерьма, мэм, — сказал Антонио, когда мы поднимались.

Я улыбнулась.

— Как бы я выглядела с мужем-инвалидом, Антонио?

Как только мы добрались до верхнего этажа, я направилась прямо в свою комнату. Мне пришлось соединить ее с комнатой моего отца, когда ему стало хуже. Я почти вздохнула от ощущения мягкого ковра на моих босых ногах. Эта комната, моя комната, была моим убежищем. В тот день, когда я вступила во владение, я переделала его в римский стиль восемнадцатого века, включая картины.

Переодевшись в бело-золотой купальник, я направилась к бассейну. Я чувствовала себя грязной и совершенно уставшей, но последнее, чего я хотела, это чтобы синяки на моей коже оставались дольше, чем на несколько часов. Чтобы избежать этого, нужно было искупаться в ледяной воде. Сначала было бы больно, но через несколько часов моя кожа и мой разум были бы как новенькие. Бог знает, что теперь все пошло наперекосяк.

Я все еще чувствовала его руки на себе, требовательные и собственнические. Его губы, покусывающие мою шею, ухо и, наконец, мои губы. Он не просто хорошо целовался, он был чувственным целующимся. Он хотел убедиться, всего одним поцелуем, что я была влажной для него и готова сдаться. Если бы я была кем-то другим, то это бы сработало.

У меня не было никаких сомнений в том, что он знал, что и как делать. Лиам был силой, и я бы не возражала, если бы он не пришел в мой дом и не попытался превратить меня в свою маленькую степфордскую жену.

В бассейне я дрожала, но мне нужно было попытаться убежать от него. Но мне удавалось это сделать. Он был там, прокладывая себе путь на передний план в моем сознании. Я ненавидела его. Я ненавидела его. Я вожделела его, и это злило меня. Даже в холодной воде, когда я плавала, я чувствовала, как он прижимается ко мне. Я чувствовала электричество его рук, его чувственный язык. Я не могла отрицать, что хотела его.

Мне нужно было бы придумать, как заполучить Лиама и в то же время заставить его понять, что я не подчиняюсь его воле. Даже близко нет. Это был мой выбор. Это должно было быть животным и диким, и это был способ для меня успокоиться.

Когда я, наконец, вынырнула, чтобы глотнуть воздуха, он был там, объект всего моего гнева, ярости и вожделения, сидящий у бассейна в свежем костюме с повязкой на ноге — ноге, которая покоилась на моем шезлонге у бассейна. Поднявшись из воды, я потянулась за полотенцем, в то время как его глаза шарили по моему телу.

— Видишь что-то, что тебе нравится? — спросила я, выжимая холодную воду из волос.

Он нахмурился.

— К сожалению, да, но это иллюзия. В тот момент, когда ты приближаешься, ты превращаешься в безжалостного дикаря и стреляешь мне в бедро из моего же пистолета.

— Если я превратилась в безжалостного дикаря, то только потому, что на мою арену вышел другой безжалостный дикарь. Если ты пришел за извинениями, поищи в другом месте. А теперь вставай, мать твою, — сказала я.

Свирепо сверкнув глазами, он встал. В тот момент, когда я села, Лиам схватил меня за руку, и я увидела в его глазах, что он почувствовал ту искру, которая пробежала между нами. Он наклонился, поймав