похабными смешками подступили ближе.
«Ха-ха-ха», «хи-хи-хи» и «разденешься сама или помочь?»
— Такие, как ты, живут по понятиям, да? А в «зоне» знаешь, что принято? Тебе будет в кайф!
— А тебе — нет, — коротко объяснила Зора.
Вопли, стоны и приглушенные ругательства долетают откуда-то со стороны. Будто очень издалека.
Маловато вас пришло, ребята.
— Мы еще твоего щенка достанем! — вопил здоровяк, удирая первым. — Ему тоже место в «зоне»!
Тишина. Никто не орет, не угрожает и не машет кулаками. Передышка.
Только в окне первого этажа мелькнул грязно-белый платок. Баба Зина. Завтра потребует у «бесстыжей прости Господи» «впредь фулюганить в другом месте!»
Завтра. Или сегодня. Если не постесняется в квартиру позвонить. Там ведь ее есть, кому поддержать. И почти так же громко.
2
Тяжело дыша, Зора прислонилась к обшарпанной стене подъезда. Идти домой — неохота, оставаться на улице — опасно. И мерзко. Не стоит лишний раз высовываться — если тебя ненавидит весь Сосноельск.
Иногда кажется, за пределами города — больше ничего нет. И во всём мире не осталось никого, кроме Жени и Никиты, кто не желал бы Зорку прикончить. Немедленно.
Или наоборот — медленно и как можно мучительнее. И как принято у древних диких народов — скормить труп собакам. Или лучше шакалам.
А подловить Женьку эти паскуды надеются зря. В школу он больше не ходит. Несмотря на все звонки из школы и угрозы привести принудительно.
Братишка ждал на кухне. И оттуда уже доносится вкусный запах жареной картошки. Ее он научился жарить еще года три назад. Вкуснее всех в семье.
— Я видел, как ты их! — присвистнул мелкий. — Можно, я в следующий раз выскочу и помогу?
— Я тебе выскочу! Сказала же: сиди дома. А насчет этих шакалов — ничего сложного. Как сказали бы на их любимой «зоне» — бакланы.
— Ты всё равно осторожнее, — посерьезнел Женька, поправив на носу роговые очки. — Еще оглушат сзади по голове. А менты к нам на помощь не поедут. Или специально опоздают…
— Сейчас я их сзади подпущу! Обижаешь! — усмехнулась Зорка. Потрепала отрастающие братишкины лохмы — стричь пора. Уж самой — как получится. — Наш тренер — мировой мужик. — Хоть за такую вступаться и не станет. — А менты — да, еще и посмеются. Где мама?
— У себя в комнате. Закрылась. Лежит.
Уже нет. К сожалению.
— Ты опять дралась.
— Как видишь!
Стряхнуть с кулаков чужую кровь. Обернуться. Не опустить глаз. Привычно.
— Мы только защищаемся! — влез Женька, зачем-то вновь поправляя очки.
— От тех, кто говорит правду? — Она всегда начинает тихо. Повышая голос с каждым звуком. От шепота — до звериного вопля. — От нормальных людей?
— Мама…
Хочется швырнуть в стену тарелкой. Осесть по стенке, заплакать. Да что там — постыдно разреветься…
Нельзя. Незачем пугать братишку. Он должен видеть, что сестра — сильная! Несмотря ни на что. Потому что права — она.
— Мне жаль, что в живых осталась ты, а не Дина. Это ты должна сейчас лежать в могиле. Ты, не Дина!
Это страшно — жить бок о бок с когда-то близким, а теперь ненавидящим тебя человеком. Каждый день, каждый миг. Такая ненависть жжет тебе душу. Больнее любой другой.
И надо выдержать. Еще и это.
3
На сей раз «скорая» опять понадобилась на самом деле. А ехала так медленно, что явно надеялась не успеть. Зорка едва сдержалась, чтобы не врезать по брезгливой роже медсестры.
Нельзя. Маме нужна помощь. Придется потерпеть. В очередной раз.
Классная вызвала Зорку на следующий день. Перехватив в школьном коридоре — перед первым уроком. Последняя, кто еще относился к отверженной с остатками симпатии.
— Вижу, ты держишься.
Да, к разочарованию всех.
— Зора, мне нужно с тобой поговорить.
«Зора». Не «Светлова».
— О чём? — девушка постаралась улыбнуться. Как можно беззаботнее.
Ей плевать на них всех. С высоты Эйфелевой башни. Или космического спутника.
— Зора, мне очень неприятно тебе это говорить. — Глаза не отводит. С трудом. — Ты же знаешь — ты мне нравишься. Но…
— Мира Васильевна, не волнуйтесь за меня. Я уже ко всему привыкла.
Особенно — читать «В круге первом» каждый вечер перед сном. Его героини — такие же затравленные обществом — ждали любимых годами. Зорка просто не имеет права оказаться слабее!
— Зора, твои одноклассники написали заявление. Что не хотят учиться с тобой в одном классе. Их родители тоже пишут — у директора целая стопка.
— Понимаю. Они хотят, чтобы их замечательные дети не учились вместе с антиобщественным элементом. Ведь эти элитные детишки — всего лишь хулиганы и воры, а я смею любить невиновного парня.
— Зора… — осторожно начала классная. На сей раз всё-таки покосившись в школьное окно. На дождливый пейзаж. Дождь вообще всегда идет вовремя. Смывает слезы. А если нужно — и кровь. — Ты не допускала мысль, что Никита и в самом деле…
Ей предлагают тоже поверить, что Никита — монстр? И тогда любая слабость и подлость мигом окрасится в белый цвет. Легко оправдать себя во всём — просто пририсуй своей жертве рога и хвост.
— Нет, не допускала. А мать и отчим Арбузова тоже написали? — ухмылку Зорка едва сдержала.
Дико захотелось запеть что-нибудь в стиле: «Я гимназистка седьмого класса, пью политуру заместо кваса…»
— Как ни странно — да.
— Понимаю. В кои-то веки их сын — не самый плохой в школе. Чудо случилось. И даже протрезвели ради такого случая?
— Зора…
Мира Васильевна не виновата. Как бы там ни было.
— Извините. — Можно побыть и хорошей, вежливой девочкой. В последний раз. Столько лет ведь была. Числилась. Пока все вокруг не разглядели ее истинное лицо. — Слушаю. То есть вы ведь уже закончили? Тогда я пойду? К директору за документами? Или он побрезгует моим обществом и передаст их тоже через вас?
— Тебе лучше просто перейти в вечернюю школу. Там та же программа, а ты и так всегда много готовилась самостоятельно…
Зорка искренне рассмеялась. Директор вечерней школы уже звонила маме. Чтобы намекнуть, что туда тоже берут далеко не всех. Есть и особо неприятные исключения.
— Не выйдет. Там я испорчу примерных детей, прямо из восьмого класса уходящих в армию, — девушка резко поднялась. — Или в «зону». Но они ведь всё равно лучше Никиты, меня и даже Жени, правильно?
— Зорина… — классная попыталась взять ее за руку. Осторожно. И ненавязчиво. И вновь глядя на нее, а не на заоконную морось.
— Извините, Мира Васильевна, но лучше не надо. Вам ведь здесь еще работать… А я уйду. И еще, — обернулась девушка уже с
