спрашиваю парня.
Он кивает и подходит к горящему камину. Подхватывает малыша Хью на руки, неотрывно глядя на пляшущие языки пламени. Я ухожу в свою комнату, надеваю джинсы и свитер, переплетаю косы.
«Он всего лишь вежливый приятель», – убеждаю себя, разглядывая отражение в маленьком зеркале, висящем на стене.
Хорошее настроение вмиг покидает меня при воспоминании о разговоре за завтраком.
Почему-то кажется, что сравнение с пирожком пришло Богдану в голову при взгляде на меня. Чувствую ощутимый укол в сердце из-за лицемерия парня. Его улыбки и помощь – вежливое притворство, вызванное страхом перед ответственностью за ночное ДТП! Что я возомнила о себе? Поверить в его искренность?
Показываю язык своему отражению в зеркале и возвращаюсь в гостиную. Богдан реагирует на мое появление очередной вежливой улыбкой. Натянуто улыбаюсь в ответ и сухо выдавливаю:
– Я готова, можем ехать.
Парень замечает изменение моего настроения, но лишь вздыхает, не решаясь спросить в лоб. Угнетающую тишину прерывают потрескивание поленьев и цоканье собачьих когтей по полу. Богдан застегивает куртку и открывает дверь, столкнувшись на пороге с Никитой Сергеевичем.
Старик торопливо передает мне ведерко с яйцами и сбивчиво произносит:
– Там гости пожаловали! Как ее… забыл! Шоколадный торт! – выпаливает, посмотрев на Богдана. – С сопровождением! – добавляет, вымученно вытирая пот со лба.
Дед Никита занимает наблюдательную позицию возле окна прихожей.
Покряхтывая, пристраивается на табуретке и надевает очки. Приезд неожиданных гостей для него – случай исключительный, так как очками старик пользуется крайне редко.
Мы с Богданом спускаемся по заледеневшим ступеням крыльца.
Псы резвятся на свежем декабрьском снегу, расчерчивая его следами маленьких лапок. Я не горю желанием встречать незваных гостей хлебом-солью, но покорно отпираю железный засов.
Калитка сразу же распахивается, и во двор заходит Мирослав. Его синяя куртка с густым рыжим мехом на воротнике ярким пятном выделяется на черно-белом фоне улицы.
– Ли-и-ис, дорогая, как ты? – Мир широко раскрывает руки и улыбается. Интересно, наглец правда рассчитывает, что я брошусь в его объятия? Следы ботинок с рифленой подошвой перекрывают отпечатки собачьих лапок. Парень по-хозяйски притягивает меня к себе и целует в уголок рта, очертив скулу большим пальцем. – Прости… Прости, детка, по дороге объясню тебе все, – произносит завораживающе хриплым баритоном.
Пока я хватаю воздух ртом, огорошенная его смелым жестом, на плечо Мира ложится рука Богдана. Он мягко отстраняет Мирослава от меня и гневно шипит:
– Ты с ума сошел, Боголюбов? Ты что себе позволяешь?
– А тебе-то что, Рябина? – прищурившись, отвечает Мирослав и резко отдергивает руку. – Тебя, между прочим, невеста ищет. На телефонные звонки ты не отвечаешь, ночуешь не дома, Аллочка с ног сбилась… – он небрежно запускает пятерню в огненно-рыжую шевелюру, бросив ленивый взгляд на калитку.
В проеме скромно переминается с ноги на ногу девушка. Она бросает взгляд на меня и, не дождавшись приглашения, заходит во двор, с трудом передвигая по сугробам ноги в замшевых сапожках на шпильке.
Теплые лучики рассыпаются вокруг глаз Богдана, когда она подходит ближе.
Снежинки медленно падают, бесследно исчезая в шелке длинных темных волос девушки. Она картинно закатывает глаза и небрежным движением руки поправляет белые меховые наушники.
Мне хватает секунды, чтобы почувствовать собственную нелепость: вязаная шапка сползла набок, на застиранном пуховике оторваны карман и пуговицы.
«Та самая невеста», – безошибочно угадываю я.
Лицо Богдана преображается, из взгляда исчезает знакомая мне строгость. Кажется, смотря на нее, его глаза меняют цвет.
– Аллочка – моя невеста, – выдыхает он с гордостью.
Девушка стряхивает снег со своей черной норковой шубы и пристально смотрит на меня. Летающие колкие снежинки словно оседают на моем сердце – мне становится зябко.
– Пирожок с картошкой, – отвечаю я хрипло, вспоминая обидное сравнение Богдана. Мне хочется его задеть.
– Она что, ку-ку? – подает голос Аллочка. Она игнорирует мою протянутую руку, брезгливо поджав красные пухлые губы.
– Есть немного… – растерянно отвечает Богдан.
Два коротких слова выжигают в душе огромную зияющую дыру. Мои плечи сгибаются под тяжестью ужасающей правды. Пульс набатом стучит в ушах, колени дрожат… Слезы скапливаются в горле горьким комом, я хочу ответить на унижение, но шепчу что-то бессвязное. Моя растерянность и беспомощность приводят Аллу в состояние неописуемого восторга, ее взгляд из равнодушного становится снисходительным.
Ноги словно прирастают к земле, оглушенная обидой, я не нахожу сил обернуться на звук приближающихся шагов…
– А теперь взяли ноги в руки и пошли вон отсюда! – звонким ручейком звучит голос Любани за спиной.
– Баня, ты как здесь оказалась? – Мой возглас походит на жалкий писк.
Люба Перепелкина – моя соседка и близкая подруга. Наши участки граничат между собой огородами, и Любаня может беспрепятственно приходить ко мне в гости.
Очевидно, звук подъезжающей к моему дому машины пробудил в ней любопытство.
– Привет, Лисенок, – бодро отвечает Люба, бросив уничтожающий взгляд на моих обидчиков.
Любаня походит на предводителя женского партизанского отряда – щеки пылают румянцем, губы сжаты в тонкую напряженную линию, вязаная шапка нахлобучена до бровей. Смелость покидает Аллочку при виде большой лопаты для снега, зажатой в руках Любы. Девчонка размахивает ею, как флагом.
– Вон отсюда! – гремит Люба снова.
– Не очень-то и хотелось оставаться, – цедит сквозь зубы Алла. – Пойдем, Богдан! – Она по-хозяйски хватает парня за руку и тащит к машине.
Когда парочка удаляется, Любанька поворачивается к Мирославу, стоящему в пяти метрах от «поля битвы».
– А ты, любитель пельменей, что застыл, как снеговик? Не слышал – на выход! – взмахивает лопатой Люба.
– Надо же, глазастая какая! – улыбается Мир, примирительно поднимая руки. – Я Лис не обижал, в отличие от этих…
Причем здесь пельмени? Не понимаю, о чем Люба говорит, по большому счету мне все равно… Хочу, чтобы они все ушли… Сдерживаю подступившие слезы обиды и разочарования. Чтобы не расплакаться, крепко сжимаю собачьи поводки, уставившись под ноги. Скольжу носком по снегу, стирая следы чужих ботинок и модных остроносых сапожек… Они наследили не только в моем дворе…
Глупая доверчивая Перепелкина поддается чарам Мирослава. Они хихикают и активно жестикулируют. Наверное, беседа увлекательная, потому что воинственный настрой покидает Любу, сменяясь интересом к парню. Она убирает лопату подальше за ненадобностью. Хочу, чтобы они ушли… Хочу остаться одна.
Атмосферу безобидного флирта нарушает появление Богдана. Его высокая грозная фигура вырастает в проеме калитки так неожиданно, что я вздрагиваю. Разве они не уехали?
Богдан молча подходит ко мне, забирает поводки и передает их застывшим с открытыми ртами Миру и Любе.
Парень возвращается, хватает меня за руку и тащит по тропинке в дальний угол сада. Его горячие
