— Да, — внезапно воскликнул Павел, — я вспомнил. Глаза-то у тебя действительно синие были. В институте. — И он внимательно вгляделся в зеленое безмятежное море ее зрачков, по которому плясали золотые искры. — Мистика какая-то.
— Я читал одну легенду, — сказал Сахалтуев негромко. — К человеку перед смертью приходят всегда два ангела: Абадон и Азазел. Абадон — вестник, и его крылья покрыты сверкающими глазами, а Азазел — убийца. Сперва вестник заглядывает человеку в глаза, а затем убийца забирает с собой его душу. Но если человек почему-то выжил, Абадон дарит ему на прощание новую пару глаз; и глаза заглянувшего в лицо смерти становятся совсем другими.
Ему никто не ответил.
Несколько счастливых лет ничем не омрачались, пока не случилась история с наркотиками. Ее подробности Татьяна знала плохо, и капитану пришлось вставить несколько слов разъяснения.
— Мне приказали на какое-то время уехать из страны, — сказала она, когда Сахалтуев закончил свою часть истории. — Муж только обрадовался — он все никак не мог выбраться в отпуск. Мы решили отправиться на Лазурный берег, но об этом больше никто не знал, только его родители. И еще один человек, мой сотрудник и друг, которому я доверяла как самой себе. Но никуда мы не уехали. В нескольких кварталах от дома машина попала в жуткую катастрофу. Никто не должен был выжить…
Когда она вышла из больницы, ее оставили в покое. Это нетипичное поведение для руководства столь серьезного ведомства, но и там все решали личные отношения. И кто-то из начальников явно очень ей сочувствовал; а посочувствовав, использовал факт катастрофы и клинической смерти. Один короткий росчерк пера, и агент — кодовое имя Призрак — официально перестал существовать.
— Что за Тургеневы там сидели и придумывали эти кодовые имена, — сказала она недовольно. — Представляете, Призрак? Это же надо до такого додуматься.
— Хорошо еще, что не Герасим, — утешил Сахалтуев и чувствительно получил локтем в бок от непосредственного начальства. — За что? — обиделся он.
Затем Тото вернулась в Киев, к своим любимым тетушкам, приходившимся ей на самом деле троюродными бабушками, Аркадию Аполлинариевичу, Геночке и, конечно же, ее обожаемой Ните. И зажила в родном городе той странной, двойной жизнью, которая так волновала впоследствии многочисленных наблюдателей. Несколько лет тишины и покоя привели к тому, что боль ее сделалась вполне терпимой.
— Машка знала? — спросил Павел, которому не давал покоя тот факт, что она не поделилась с ним своим горем. И вообще ничем, выходит, не поделилась.
— Конечно нет, — ответила она таким тоном, что дальнейшие расспросы прекратились.
А года три тому ей сообщил приятель из конторы, что Антонину Владимировну и ее родственников настойчиво разыскивает из-за границы некто пожелавший остаться неизвестным. Они сразу подумали о Владе, и, зная его неистовый характер, Нита придумала историю со своим уходом и официальной смертью. Сперва Тото очень сопротивлялась, считая такой ход бабушкиной блажью, чуть ли не старческим капризом, но квартиру ей все-таки купила, благо деньги у нее всегда водились — лондонская публика по-прежнему ценила ее картины, хоть и выставляемые под другим именем. Но затем появились первые наблюдатели, и Татьяна решила сыграть с дедом в его игру. Вот где пригодилась выучка Высших курсов Комитета Госбезопасности.
— Я ожидала встречи с Владом, а столкнулась однажды с Мурзиком, — продолжила она после недолгой паузы. — Не уверена, что стала бы его убивать. Не знаю, не спрашивайте, понятия не имею, что я сделала бы — я не верю в условное наклонение. Он схватился за пистолет, я — за стилет.
— А откуда у тебя стилет? — не выдержал Павел.
Она приподняла край шелковой юбки, открыв изумленному взгляду троих мужчин безупречную ножку с точеной щиколоткой, затянутую в тугой чулок, и неуловимым движением достала из-под кружевной подвязки тонкий длинный стилет.
— Я всегда в темное время ношу с собой что-нибудь убедительное. А в тот день, когда мы встретились, была уже глухая полночь. И никакой волшебной луны. — Она рассмеялась. — Не то забавно, что Мурзик, уверенный в моей смерти, выкатился на меня, единственную на Петровских аллеях. Смешно, что прадед, который хотел доставить мне кучу неприятностей на всех фронтах, в принципе, мог раздобыть любого мертвеца с мало-мальски подходящей биографией, чтобы отправить этого Кочубея свидетельствовать против меня и Артура. А ему предложили именно того, кто и впрямь имел ко мне отношение. Правда, мы теперь никогда не узнаем, как это получилось.
— Не все ли равно? — сказал Бабченко. — Случайно, иначе они бы тебя пытались шантажировать и вообще все иначе разыграли.
— Я тоже так думаю, — согласилась она. — Ну что, дальше вы все знаете сами. Мы нашли тайник с сапфирами и письмами; Халк внедрил своего сотрудника к Владу, но не сказал об этом шефу, желая поживиться самостоятельно. Видимо, факт нашей находки их сильно вдохновил. А майор уже во многом разобрался к тому времени. Кстати, майор, а как вы узнали, что это тот самый искомый персонаж? На выставку он пришел с обоими глазами.
— Что там узнавать? — развел руками Варчук. — Он когда подошел к вам, смотрю, батюшки, вы же похожи как две капли воды. Просто разные капли.
— Понятно, — кивнула она и продолжила: — Плюс Винни и Данди — молодцы ребята, правильно меня поняли. Я ведь тоже умная-умная, а дура, каких свет не видел. Я вспомнила, где встречала этого вашего Алексея, уже в машине, когда поздно было что-то делать. В ресторане, Паша, когда-то он среди твоих охранников сидел за соседним столиком. И тут смотрю — твой человек, а мне никаких знаков не подает, хотя в машине мы одни. Ну, я решила подождать. Дождалась…
* * *
— Нет, Паш, — терпеливо повторяла Татьяна в ответ на все его уговоры. — Провожать меня не надо ни в коем случае. Не умею я правильно вести себя на вокзале. Не нужно. Посидим с тобой сегодня, и забудь обо мне на какое-то время. Ты и так из-за меня столько вынес, бедный мой. — И она ласково провела рукой по его щеке.
— Ну как же ты сама там будешь? — в отчаянии спрашивал Бабуин. — Всех провожают, а ты одна-одинешенька.
— Какая же я одна, если у меня есть ты, старики и твоя служба безопасности в обновленном составе? — захихикала она. — Паш, не морочь себе голову. Я уже со всеми простилась: с Машкой, с тетушками, Геночкой, Аполлинариевичем. Деньги им стану через твой банк пересылать. Я все инструкции расписала в четырех экземплярах плюс еще один — экономке, но ты все-таки присмотри за ними. Они же хуже, чем дети малые.
