головы всего того, что он тут слышал, чему был свидетелем и даже в какой-то степени участником. И надо же такое случиться, что судьба забросила его в этот уголок мира, в котором происходит нечто такое, чему он не в силах дать определения. Если честно, он едва ли не впервые за всю свою журналистскую карьеру не знает, как и что писать. Он уже предчувствует, что любой написанный им текст окажется фальшивым, не отражающим то, что тут творилось и творится.
А что собственно творится? Вот вопрос, на который он не знает ответа. Зачем эти люди тут собрались, чего они выясняют? О чем без конца разговаривают друг с другом. С формальной точки зрения вроде бы все ясно, да только она мало чего объясняет. Он постоянно ощущает, что все не так, все как-то по-другому. До того, как он попал сюда, у него не возникало затруднений с объяснениями окружающего мира, он ему казался ясным и простым. Конечно, в нем масса загадок, необъяснимого, но все они не имеют касательства к нему. Он отдельно, они отдельно. А сейчас он не может отделаться от чувства, что он вошел в какое-то незримое пространство, в котором он с ними как-то связан. И что теперь делать с этой связью, как он должен себя в этих обстоятельствах вести, совершенно не понятно. И кто в таком случае ему это объяснит? Рута, Майя? Каманин? Не может же он все время пребывать в неведении.
Вспомнив о Майе, Лагунов ощутил замешательство. Он так и не решил, как ему поступать с ней? Хотя думал об этом довольно много. А если, в самом деле, будет ребенок? А он даже не в состоянии понять, как он относится к ней? Вроде бы она ему нравится и вроде бы не нравится. Что-то среднее между этим. И как с в таком случае ему быть? Он приехал в этот проклятый замок спокойным, уверенным в себе, а уезжает отсюда переполненным сомнениями. Лучше бы отказался от этой командировки, ничего ужасного бы не случилось. Возможно, послали бы другого или вообще бы отказались от этой затеи. Теперь-то он понимает, что последний вариант самый лучший. Но что говорить, все уже случилось. В таком случае самое лучшее, что можно сделать, это отправиться спать. А завтра утром он навсегда покинет это место. И он надеется, что все вернется на круги своя.
Лагунов хотел уже встать со скамейки, как услышал чьи-то шаги. Через несколько секунд из темноты вынырнула Майя.
— Вот ты где? А я тебя ищу.
— Уже нашла. Что дальше? — не слишком дружелюбно отреагировал Лагунов не ее появление.
Майя села рядом с ним.
— Дай закурить.
Лагунов протянул ей пачку сигарет. Майя закурила.
— Хочешь знать, что дальше? — спросила она.
— Человека всегда интересует будущее.
— Не всегда, многие не хотят его знать, так спокойней. Мало что тебя в нем ждет. Разве не так?
— И такое случается, — согласился Лагунов.
— А ты хочешь знать будущее?
Вопрос заставил Лагунова задуматься. А, в самом деле, так ли он жаждет его знать? Если в будущем все хорошо, то это даже очень приятно. А если — нет, то скорей всего лучше о нем не ведать. Он вспомнил астрологический прогноз Эммы Витольдовны.
— Я так и предполагала, что у тебя нет мнения на этот счет, — сказала Майя. — Мне вообще кажется, что у тебя нет четкого мнения ни по одному вопросу.
— Ты пришла мне это сказать? — обиделся Лагунов.
— Нет, это случайно вырвалось. Я пришла сказать совсем другое. Я приняла решение: будет ли у меня от тебя ребенок или не будет, я больше не собираюсь иметь с тобой никаких дел. Если рожу, то ты даже не узнаешь об этом. Вот, собственно, и все, о чем хотела тебе сообщить.
— Но послушай… — вдруг вырвалось у Лагунова.
Майя встала со скамейки.
— Ничего слушать я не собираюсь. Тебя для меня больше не существует.
— Но почему?
— Ты хочешь это знать?
— Да.
— Я поняла простую вещь: ты меня никогда не полюбишь, я буду для тебя обузой. А это чертовски неприятно ощущать. Папа обещал, что если я рожу, он мне станет помогать. Так что выкручусь. А с тобой я прощаюсь навсегда.
Майя помахала рукой и пошла в сторону замку. Лагунова охватило противоречивое чувство: с одной стороны, огромного облегчения, с другой — потенциальной катастрофы. Будто бы он только что лишился чего-то такого, что могло бы сделать его жизнь совсем другой. И он никак не мог выбрать из этой дихотомии то, что являлось для него главным.
132
Варшевицкий тяжело плюхнулся на стул рядом с Мазуревичуте. Женщина пристально посмотрела на него.
— Кшиштоф, что с тобой? Ты пьян?
Поляк не без труда кивнул головой. Было заметно, что каждый жест ему давался не просто.
— Да, я как-то незаметно нахлебался. Виски очень крепкий напиток.
— Но здесь все пьют вино, где ты отыскал виски?
— Кто ищет, тот всегда найдет. Кажется, так говорят русские. Вот я и нашел. Просто надо было, как следует попросить официантку. Учись.
— Непременно. Хотя с другой стороны не всему следует учиться.
Варшевицкий задумчиво взглянул на женщину.
— У меня возникла проблема, — не без труда ворочая языком, проговорил он.
— Что за проблема, Кшиштоф?
— Я хотел сегодня вечером вернуться домой в Варшаву. Но в таком состоянии я не могу сесть за руль.
— Да, это действительно проблема, — согласилась Мазуревичуте.
— Нет, проблема в другом. Мне негде спать. Я спросил у Марии, где тут можно прилечь. Она сказала, что свободных номеров нет. И не представляет, как мне помочь. Это ее дословная цитата.
— Это тоже серьезная проблема, — снова согласилась Мазуревичуте. — Она задумалась. — Я знаю, как тебе помочь.
— Знаешь? — удивился Варшевицкий. — И как же?
— Мы можем эту ночь спать в одной постели в моем номере. Кровать не слишком широкая, но уместимся.
Варшевицкий изумленно уставился на литовку.
