— Такая же страстная, как родители.
— Угу, — хмыкнула Берни, очень желая, чтобы он больше не говорил ни слова.
— Как бы сильно они ни любили друг друга, сколь бы пылкой ни была их страсть, наша, Берни…
— Молчи, Том.
Они шли дальше; слышались только их шаги по сырой земле да стук дождя по зонту. Его злость испарилась, Берни ощущала волны тепла сквозь черную ткань своего одеяния. Возле Голубого грота их испугала мелькнувшая белая убегавшая Сесла.
— Ну, в чем проблема? — спросил Том, подходя к Голубому гроту.
— Вот, — кивнула она, шагнув к арке и коснувшись рукой треснувшего камня. Почти все стены «Звезды морей» сложены без раствора, крупные прямоугольные камни держатся под собственным весом, а в гроте они мельче, круглее, лежат на цементе. Стены здесь образуют нечто вроде пещеры с красивым арочным входом и изящной статуей Девы Марии внутри.
Берни наблюдала, как Том осматривает арку грота, откуда выпали три камня размерами с бейсбольный мяч, валявшиеся на земле. Он поднял один, а потом два других, попробовав вставить на место.
— Можно починить? — спросила она.
Он кивнул и заметил:
— Впрочем, кое-чего не хватает.
— Чего?
— Четвертого камня. Видишь? — махнул он рукой, подзывая ее.
Она встала с ним рядом, глядя на пустое место, чувствуя на щеке теплое дыхание. Содрогнувшись, собралась отодвинуться, но Том показал ей царапины на одном из камней.
— Что это? — спросила она.
— Кто-то выковыривал камни ножом, — объяснил он.
У нее заколотилось сердце, во рту пересохло.
— Вандалы? — с трудом выдавила Берни. О пропавшем камне она понятия не имела.
— Смотри сюда.
Том полез в карман, вытащил очки для чтения, наклонился к раскрошенному цементу. Бернадетта сразу направилась к статуе, осмотрела, ища повреждения, но ничего не нашла. Статуя из алебастра высотой в три фута; тонкое лицо Девы с изящными чертами полно любви, сострадания, одежды лежат изысканными складками, руки опущены, ладони открыты, под босой ступней вьется змея.
Территория Академии и церковь открыты для публики по воскресеньям, и верующие, бывая на мессе, часто несут сюда дары. Статуя установлена на естественном гранитном выступе, сплошь усеянном открытками, записками с просьбами, именами живущих и мертвых, нуждающихся в заступничестве, чудотворными медальонами, юбилейными медалями Общества анонимных алкоголиков, обетованными свечами в высоких красных стеклянных подсвечниках, монетами, даже кусочками фруктов. Хотя прошло много лет с момента явления Девы, о котором даже официального объявления сделано не было — епископ фактически приказал не разглашать весть, — слухи распространялись, и верующие продолжали бывать в этом месте.
— Берни, — окликнул ее Том, — посмотри сюда.
От его тона она похолодела, но подошла и спросила, вглядываясь в тонкие царапины у свода арки:
— Что?
Том ткнул пальцем — золотое кольцо Келли в виде креста глухо сверкнуло в сумеречном свете. Он молча протянул Берни очки в серебряной оправе. Надев их, она встала на цыпочки и действительно увидела следы резца там, где вандалы выломали из стены камни.
— Понятия не имею, что это значит, — пробормотал Том. — А ты?
Она не ответила, пристально глядя на него.
Том обнял ее и слегка приподнял, чтобы ей лучше было видно. Придвинувшись ближе, она затаила дыхание, спиной чувствуя биение его сердца, читая нацарапанные на камне слова:
Я сплю, а сердце мое бодрствует.
— Как думаете, когда папа приедет? — спросила Агнес утром в среду, как только первые лучи солнца осветили прозрачные белые шторы.
— Смотрите-ка, заговорила! — усмехнулась Реджис, лежа точно в такой же кровати в другом конце комнаты.
Агнес только улыбнулась в ответ, натянув покрывало до подбородка. С верхней койки на нее упал плюшевый медвежонок, свесилась перевернутая голова Сесилии.
— И во вторник говорила, — добавила она, повернув голову, чтобы видеть Реджис, потряхивая над Агнес темными кудряшками. — Вчера, когда мама читала папино письмо…
— Это не считается, — заметила Реджис. — Мы все были в шоке.
— Мама не все прочитала, — сказала Агнес. — Видели?
— Я видела, — подтвердила Сесилия. — К чему теперь секреты, раз он возвращается?
Воцарившееся молчание вновь нарушила Агнес.
— Приедет домой к твоей свадьбе?
— Так в письме написано.
— Если мама позволит, — вставила Агнес.
— Конечно, позволит.
— Ты никогда не думаешь о том, что он сделал? — спросила Сесилия.
— Питер тоже все время об этом спрашивает, — проворчала Реджис.
— Не думаешь?
— Мы все об этом думаем, — сказала Агнес, зная, что сестра относится к делу иначе: все они были в Ирландии, но одна она была рядом с отцом, видела драку, может быть, чувствовала на своей щеке жаркое дыхание Грега Уайта.
— Я не думаю, — упрямо повторила Реджис. — Почти ничего не помню. Все произошло очень быстро.
— Во сне видишь, — настаивала Агнес. — Вскакиваешь и кричишь…
Реджис быстро затрясла головой и махнула рукой, чтобы сестра замолчала. Невозможно говорить об этом. Во время следствия она пережила тяжелую травму, лечилась в больнице Святого Финана от шока. А когда оправилась настолько, чтобы дать показания, отец признал себя виновным, и ее в суд не вызвали.
— …и кричишь: «Помоги, помоги, помоги»… — продолжала Сес. — Иногда что-то еще говоришь, да я не разберу.
Реджис молчала.
Агнес знала: во сне она видит отца в тюрьме, зарешеченное окно, за которым не видно неба. То, о чем Реджис не в силах думать днем, преследует ее во сне. Иногда Агнес чувствует такую близость с сестрой, что верит, будто их сны сливаются, они идут одной дорогой, чтобы побыть во сне с отцом, раз это невозможно в реальной жизни.
— Какой он будет, когда приедет? — спросила Сес.
— Не знаю, — ответила Реджис. — Даже не знаю, заговорит ли со мной.
— Ох, Боже, — вздохнула Агнес. Она тоже виновата. Могла не выпускать Реджис из дома. Глядя в тот день, как сестра натягивает дождевик, жестом приказывая ничего не говорить матери, Агнес чувствовала ледяные мурашки на коже. У нее было предчувствие — не собственно смерти, а чего-то ужасного. Иногда являются видения, вспыхивает прозрение, намек на картину… В тот день она схватила Реджис за руку, попросив: «Не ходи. Папа через минуту вернется». Сестра вырвала руку: «Я должна идти». Слово «должна» прозвучало столь же решительно и напряженно, как стремление Агнес ее удержать. Поэтому она отпустила сестру, после чего их семья развалилась, и Реджис по-прежнему все это прячет в душе.
