– Если он его выбросил, значит, какой-нибудь местный наркоман разгуливает сейчас под лиловым зонтиком.
– Ага. – Ева представила себе эту картину и улыбнулась. – Но почему он был уверен, что она стерла запись с разговором? А он должен был быть в этом уверен.
– Может, он ей угрожал?
– Прокурору к угрозам не привыкать.
– Если угрожали именно ей, – заметил Фини. – Но у нее есть дети. Сесили Тауэрс была не только прокурором, но еще и матерью.
Они вернулись в гостиную, и Ева подошла к столику с фотографиями. На одной из них улыбались мальчик и девочка, подростки. На обратной стороне была надпись: «Привет! Поздравляем с Днем матери. Цветы завянут, а снимок – останется. Мы тебя любим!»
Еве стало не по себе, и она поспешно отошла.
– Они уже не дети, Фини.
– Для родителей они всегда дети. Этой работе конца нет.
Ева подумала вдруг, что ее родитель не обременял себя подобной работой…
– Ладно, следующим номером нашей программы будет Марко Анжелини.
Офис компании Анжелини находился в небоскребе Рорка на Пятой авеню. Ева вошла в уже знакомый ей холл, взглянула на схему на стене и отправилась в южное крыло, к лифтам.
Лифт доставил ее на пятьдесят восьмой этаж, и Ева оказалась в холле со строгим серым ковром и белоснежными стенами.
«Анжелини экспортс» располагалась всего в пяти кабинетах, и Ева сразу поняла, что эта компания – не чета гиганту «Рорк индастриз».
«А что ему чета?» – подумала она с улыбкой.
Секретарша отнеслась к Еве приветливо, но, увидев полицейский значок, страшно занервничала. Можно было подумать, что у нее ящики стола забиты наркотиками. Не прошло и минуты, как Ева оказалась в кабинете Анжелини.
– Мистер Анжелини, я постараюсь не отрывать вас надолго. Примите мои соболезнования.
– Благодарю вас, лейтенант Даллас. Прошу, садитесь.
Он казался не таким элегантным, как Хэммет, но в нем чувствовалась внутренняя сила. Марк Анжелини был невысоким коренастым человеком с густыми волосами, обрамлявшими высокий лоб. Лицо бледное, под густыми бровями – пронзительно-голубые глаза. На руке – перстень с крупным бриллиантом.
Если он и страдал, то скрывал это лучше, чем возлюбленный погибшей.
Приветствуя Еву, он поднялся из-за огромного полированного стола. За его спиной было затемненное окно, не пропускавшее ультрафиолетовых лучей.
– Вы, очевидно, пришли по поводу Сесили?
– Да. Вы можете уделить мне немного времени? Я хотела бы задать вам несколько вопросов.
– Буду счастлив помочь вам, лейтенант. Мы с Сесили были в разводе, но остались партнерами в бизнесе. И родителями двоих детей. Я всегда восхищался ею и уважал ее.
Он говорил с чуть заметным итальянским акцентом, и Ева вспомнила, что большую часть времени Марко Анжелини проводит в Италии. Она включила диктофон и начала:
– Мистер Анжелини, скажите, пожалуйста, когда вы в последний раз видели прокурора Тауэрс или разговаривали с ней?
– Видел я ее восемнадцатого марта в своем доме на Лонг-Айленде.
– Она приезжала к вам?
– Да, на день рождения сына. Ему исполнилось двадцать пять, и мы вместе устраивали прием в его честь. Дэвид, когда бывает на Восточном побережье, часто останавливается у меня.
– И после этого вы не встречались?
– Нет, мы оба были заняты, но собирались увидеться недели через две, обсудить предстоящую свадьбу Мирины. Это наша дочь, – пояснил он. – Большую часть апреля я провел в Европе.
– Вы звонили прокурору Тауэрс вечером перед убийством?
– Да, но не застал ее и оставил сообщение. Предложил пообедать вместе, когда ей будет удобно.
– Хотели обсудить свадьбу?
– Да, свадьбу Мирины.
– Вы говорили по телефону с прокурором Тауэрс после восемнадцатого марта?
– Несколько раз. – Анжелини нервно сжал руки. – Как я уже говорил, мы были партнерами. У нас общие дети и общие деловые интересы.
– В том числе и «Меркурий»?
– Да, – криво усмехнулся он. – А вы… вы, кажется, знакомая Рорка?
– Да. Были ли у вас с вашей бывшей женой разногласия – семейные или деловые?
– Естественно. Но после развода мы научились находить компромиссы.
– Мистер Анжелини, кто наследует долю прокурора Тауэрс в «Меркурии»?
Он удивленно взглянул на нее.
– Я, и это оговорено в контракте. Часть акций и недвижимости также отходит ко мне. Этот пункт был включен в договор о разводе: в случае смерти одного из нас его доля переходит к оставшемуся в живых. Мы оба считали, что в конце концов все достанется детям.
– А все остальное? Квартира, драгоценности, прочее имущество?
– Это, по-видимому, переходит к детям. Наверное, что-то она завещала друзьям и благотворительным фондам.
Ева подумала, что надо как можно скорее выяснить, какое наследство оставила после себя Сесили Тауэрс.
– Мистер Анжелини, вы знали, что ваша жена состоит в интимных отношениях с Джорджем Хэмметом?
– Естественно.
– Вас это… не беспокоило?
– Беспокоило? Вы что думаете, лейтенант, что через двенадцать лет после развода я способен убить свою бывшую жену из ревности? Напасть на мать своих детей и перерезать ей горло?
– Я должна была спросить об этом, мистер Анжелини.
Он что-то пробурчал себе под нос по-итальянски – по-видимому, что-то весьма нелестное.
– Нет, я не убивал Сесили.
– Вы можете сказать, где находились в ночь убийства?
Ева заметила, что он напрягся, но взгляда не отвел.
– С восьми вечера я был в своем нью-йоркском доме.
– Один?
– Да.
– Кто-нибудь может это подтвердить? Вы кого-нибудь видели или разговаривали с кем-нибудь?
– Нет. У меня двое слуг, но в тот день у них был выходной. Поэтому, собственно, я и остался дома: хотел провести вечер в тишине и спокойствии.
– Вы звонили кому-нибудь? Или, может быть, вам кто-нибудь звонил?
– Около трех часов ночи мне позвонил майор Уитни и сообщил, что моя жена умерла. В этот момент я был в постели. Один.
– Мистер Анжелини, почему ваша бывшая жена оказалась в час ночи в Вест-Сайде?
– Понятия не имею.
Спускаясь в лифте вниз, Ева связалась с Фини.
– Мне надо знать, не испытывает ли Марко Анжелини финансовых трудностей и насколько его положение могло улучшиться в случае смерти его бывшей жены.
– Ты что-то учуяла, Даллас?
– Что-то учуяла, – буркнула она. – Но что именно – не знаю.
Около часа ночи Ева наконец добралась до дома. Голова раскалывалась: Мэвис уговорила ее провести вечер в соседнем клубе, и, раздеваясь на ходу, Ева думала, что за бурное веселье придется жестоко расплачиваться утром.
Одно хорошо – она целый вечер не думала о деле Тауэрс. Впрочем, после такого ударного вечера вообще думать разучишься…
