возможно, в коридоре дальше тоже висели бра.
Блондин открыл дверь, даже не спросив, кто за ней. Посмотрев мне за плечо, уж не знаю, кого ожидая увидеть, он пропустил меня внутрь, ничего не сказав. Я уже привыкла к его манере общения и не удивилась.
Его комната была больше моей. Кровать закрыта пологом с занавесками, в центре спальни два кресла и журнальный столик, что делает ее более похожей на гостиную, а перед столом вообще свободное место, будто танцпол. Шкаф стоял возле кровати в дальнем углу.
Он сел на кресло, положил руки на подлокотники и в ожидании уставился на меня.
— Ну?
Он хочет, чтобы я стоя рассказывала? Я подготовилась к разговору и записку сунула в карман джинсов, сложив в несколько раз. Только вот пока до конца не была уверена, что стоит ее показывать, хоть и говорила уже о ее наличии. Короче, я, пребывая пока в замешательстве, села рядом с ним в другое кресло, думая, что конкретно сказать или спросить, чтобы не выдать себя.
— Что ты делаешь?! — опять удивился он. Да что ж это такое! Элла что, никогда не садилась в это кресло? Прям принципиально, да?
— Сижу, а что? — с вызовом ответила я, так как меня это уже начало сильно напрягать.
Он ухмыльнулся уголком губ.
— Отлично. Ну, давай посидим…
— Что конкретно тебе не нравится?!
Он молча изучал мое лицо. Неужели он понял? Но как человек может это понять, если он в принципе не знает, что есть сестра-близнец, которая в теории может приехать вместо «оригинала»?
— Почему же, нравится, — сказал он после долгой паузы. — Мне нравится, что ты учла все мои замечания.
Язык сработал быстрее, чем мозг…
— Какие?
Черт… Я не должна была спрашивать. Я же, по идее, знаю.
— Не делай вид, что не помнишь.
— Давай по существу, — резко сменила я опасную тему. — Замечал ли ты что-то странное в этом доме?
— Странное? — хмыкнул он. — Насколько? Сегодня мы всерьез разбирали случай с призраком на кладбище, а завтра мы будем придумывать тексты песен, которые мог бы спеть умерший человек, если бы дожил до этого дня. Это достаточно странно для тебя?
Теперь уже хмыкнула я.
— Тогда зачем ты здесь, если тебя это не устраивает? Ты что, не фанат Павлецкого?
— Я ценю Павлецкого как творческую единицу, — осторожно ответил он. — А здесь я скорее за общением.
— Ты Тимура подразумеваешь или Алену?
— Господи, ты опять ревнуешь! — Он резко поднялся с кресла и прошелся к подоконнику, чтобы выглянуть в окно. Или просто спрятаться от моего взора. — Я с ней расстался еще в прошлом году!
Я знала, что должна что-то сказать, но я не могла. Легкие сжались в маленький комок, запрещая мне дышать. «Опять ревнуешь». У них все-таки были отношения! Возможно, именно он, Саша, обозначенный в списке контактов как «Зая», вытащил мою сестру из постели посреди ночи, чтобы увезти на какое-то кладбище! Но что произошло потом? Ведь он не выглядит удивленным моей живучести. Стало быть, не знает, что Элла пропала, и следовательно, не имеет к этому никакого отношения. Но мне надо было сразу подумать об их связи, как только я его увидела — еще дома, на фотографии. Элла всегда судила людей по внешности. Она, в отличие от меня, эстет и стопроцентный визуал. Все парни, что у нее были (из тех, кого знала я), обладали весьма привлекательным лицом и чаще всего спортивной фигурой.
Он так и стоял ко мне спиной. Пользуясь тем, что он меня не видит, я прикрыла глаза, пытаясь отдышаться. Спокойно. У Эллы были отношения с этим типом. И что? Поздравь себя с прорывом в расследовании.
М-да, вот только любовник Эллы — это первый человек, который сумеет меня раскусить. Может, у них все-таки ничего не было? Так, легкий флирт…
Когда Саша отвернулся от окна, за которым медленно плыла черная ночь, я уже полностью пришла в себя и сразу же полезла в карман.
— Вот что мне сунули в рюкзак, — сказала я, протягивая ему лист, когда он вернулся к креслу. — Не успела я переступить порог этого прекрасного дома.
Саша взял у меня бумажку и развернул.
— «Уходи, не то хуже будет», отлично…
— А потом ты ловишь меня возле бани и говоришь примерно то же самое…
— Да не говорил я такого! Я просто не думал, что после… Впрочем, не важно, — отмахнулся он. А зря, мне очень хотелось узнать, что последует за «после». — В тебе нет ни стыда ни совести, это всем давно известно.
Злость и смущение вспыхнули во мне одномоментно. Я знаю, что говорил он не обо мне, но почему-то стало так обидно, словно оскорбляли конкретно меня, а не Эллу. Или мне было обидно за сестру? Все-таки мы всегда стремимся выгораживать своих близких, даже когда они объективно не самые идеальные люди.
— А в тебе, стало быть, есть, да? — прорычала я в ответ. — И тот, кто шлет мне эти записки, пытаясь напугать, тоже преисполнен совести, да?
Он медленно опустился в кресло, не сводя с моего горящего яростью лица своего внимательного, изучающего взгляда, и тихо молвил:
— Кто ты такая на самом деле?
Кровь тут же отлила от моего лица. Если до этого — я была уверена — оно полыхало ярким румянцем, то сейчас я, наверно, была бледна как полотно. Или как этот самый лист в его руке с обратной стороны. Белее не придумаешь.
Он понял, что я не Элла! Что же делать?!..
— В смысле? — тихо спросила я, стараясь не выдавать волнения, обуявшего мою грудь.
— Я имею в виду, что ты ведешь себя странно сегодня, — ответил он уже другим тоном — обыденным.
— Ты же хотел, чтобы я изменилась, — выкрутилась я, вспомнив его собственную фразу.
Но он уже не следил за мной взором, а изучал записку более тщательно. Оказалось, что это просто была шутка. Как во всех этих сериалах — «Кто ты такая и что ты сделала с моей сестрой?» Или: «Верни мне моего брата, перевертыш!» Последнюю реплику я, скорее всего, слышала в «Сверхъестественном». Но это не точно. Короче, просто расхожая фраза. Мне надо вести себя спокойнее, я своей бурной реакцией себя выдаю. На воре и шапка горит, как известно.
— А ты не думаешь, что это связано с Наташей? — предположил он через минуту, возвращая мне лист бумаги.
Приплыли. Ну и кто такая эта Наташа? Ах, нет, постойте. Знакомое имя. Не та ли Наташа, в
