собрание не было таким скучным. А может все дело в том, что Кирилл прав, и мне плевать на свою же компанию. Плевать на ноги. Свою жизнь. Я ведь умер в тот день, когда пара отморозков на питерской улице выстрелили мне в спину. Но Марк Синицын настолько жалостливая скотина, что спас меня. Спас после всего, что я сделал.
Я не стал рассказывать Еве подробности. О том, как Даша повесилась, о том, как ее упекли в психушку, о том, как при попытке ее спасти Марка в итоге упекли в тюрьму. Он бы провел там долгие годы, если бы не отец Даши, который вытащил его и отправил в армию. А именно в питерский гарнизон. Меня отец отправил туда же. Но в этом ничего необычного. Он при любой опасности распространения информации, касающейся его семьи, отправлял меня подальше от себя. Все только ради того, чтобы репутация не пострадала, а деньги продолжали капать на счет день и ночь. День и ночь. Я вот даже за Кира беспокоюсь, тоже помешанный стал.
– Харитон, слушаешь меня?
– Конечно. Впитываю каждое слово, мой красавчик, – тереблю его за впалую щечку, на что остальные присутствующие пытаются скрыть смех. Кирилл злится. Главное, чтобы глазки из орбит не вылезли. Он не такой, как брат. Не такой всепрощающий и жертвенный. Эти двое как инь и ян. Темная и белая сторона. Вот предай я Кирилла, сделай что-то его семье, он бы живьем бы меня сгноил. Но точно не стал бы спасать и вызывать скорую. И в этом мы с ним похожи. Я тоже не прощаю. Ничего. Никому.
– Харитон! Ты можешь объяснить мне, что с тобой происходит? Последнюю неделю тебя будто подменили.
– Оправдываться, что-то объяснять я как минимум не обязан. Не строй из себя строгого директора. Я не твоя секретарша и, увы, на колени, ослепленный твоим тестостероном, встать не смогу. Но я бы очень хотел. Ведь ты такой пусечка.
– Прекрати! Мне плевать, что у тебя происходит в башке. Мне даже не интересно, почему свою любовницу ты заставляешь чистить противень. Игры такие?
– Ага. Меня всегда заводила грязь.
– Дебил. Я про то, что ты перестал участвовать в собраниях, кидать идеи. Ты перестал общаться с психотерапевтом, ты перестал тренироваться! Неужели ты не хочешь встать?
– А зачем? Мне нравится, когда девушки сверху.
– Ты можешь быть серьезным?! – уже орет Кирилл и даже бьет по столу.
– Могу, – меняюсь в лице. – Отвали от меня, понял? Я свою работу выполняю. Ты выполняй свою. И нечего строить из себя лучшего друга. И брату своему скажи. Это моя жизнь. И только я буду решать: захлебнуться мне в собственной блевотине или пробежать стометровку.
– Да тебе просто слабо, – шипит Кирилл мне в спину, а я усмехаюсь.
– На слабо начнешь брать тогда, когда твое мнение будет для меня важным. А, увы, это не так. Одна подпись, Кирилл, и твоего участия в этой компании больше не будет. Ты прекрасно знаешь, у кого больший пакет акций.
– Ты ублюдок.
– Не ссы. Работай. В отличие от тебя, мне не нужно думать о деньгах.
Пожалуй, это было грубо. Но будет думать, как лезть в мою жизнь без смазки. Не дорос еще.
Генрих как раз подогнал машину, и я как обычно в раскорячку, но сел на заднее сидение и подождал, когда кресло уберут в багажник.
– Куда?
– Домой. Я сериал не досмотрел, – ну или сказку не дослушал, кому как больше нравится.
Мы движемся по центру, вдоль витрин, как вдруг на одной из них я замечаю манекен в белом платье. Сам не знаю, что меня дергает.
– Притормози-ка здесь.
– Прямо здесь?
– Да, черт тебя дери, прямо здесь, – уже рявкаю я и жду, когда он припаркуется и включит аварийку. А еще я жду, когда он догадается, что нужно достать кресло, но порой Генрих специально тупым претворяется. – Мне выйти надо, идиот.
– Понял. Дурак бы не понял.
Повоевав с собственным водителем, я все-таки заехал в тот магазин и десять минут рассматривал изысканную одежду. Чулки. Юбки. Платье, сидящие на манекенах как вторая кожа. На все это не только приятно смотреть, уверен, снимать это с Евы будет еще приятнее. А она рождена именно для этого. С ее фигурой, волосами ходить в шерстяных колготках просто противозаконно.
– Вам помочь?
– Да. Моя девушка, примерно, как вы, – только лучше. – Подберите для нее несколько комплектов одежды. Лучше с чулками и туфлями на каблуках.
– Но у нас нет…
– Мне плевать. Разве клиент не всегда прав?
– Разумеется, – пугается девчонка с чересчур сильным пушапом. – Белье тоже надо?
– Да, белье обязательно.
– А грудь у нее…
– Единичка.
– Поняла, сейчас все подготовим.
Девушка продемонстрировала мне выбранные ею вещи, но я не особо в этом смыслю, так что просто кивнул и расплатился.
Генрих грузил пакеты в машину и ухмылялся.
– Что?
– Даже не представляю, что нужно сделать, чтобы Ева это все надела.
– Это ее униформа. А она у меня работает. Захочу, чтобы ты водил машину в красном платье, так и будет. Теперь заткнись и поехали.
Генрих вжал голову в плечи и выражением лица подтвердил мою догадку. Нигде больше ему не будут платить как в моем доме.
Домой в итоге мы доехали затемно, и я сразу помчался в направлении кухни, но там было пусто, а в столовой накрытый подносом ужин. Я бы может и мог попросить, чтобы Ева его разогрела, но, судя по всему, все было приготовлено недавно. Над картошкой под сливочным соусом еще витал пар.
Но до завтра я ждать не стал и поехал в комнату, которую занимала Ева. Для горничных и Генриха был отдельный домик, но я распорядился, чтобы Ева жила со мной. Пока что в отдельной комнате. Но я это изменю.
Генрих оставил пакеты в коридоре возле ее комнаты. Но об этом завтра, а сейчас я заношу руку, разминаю шею и стучу.
Она открывает двери сразу и так, чтобы я видел только половину лица.
– А, вы вернулись? Ужин на столе. Теплый.
Она после душа. От нее доносится такой запах, что внутри все сводит, пылает огнем. И мне бы уехать, оставить ее в покое. Но я не смогу. Не смогу не посмотреть на ее кровать. Не представить, как ее мокрые локоны раскиданы по подушке. А грудь сотрясается от моих толчков.
– Харитон Геннадьевич.
– Ева… Пусти меня.
– Нет, уже поздно и…
– Я зайду, выслушаю финал истории и уйду.
– И я
