ждать, пока я Марину привезу, сам к нам поехал… — Он обреченно махнул рукой. — А потом, когда мы из клиники вышли… не знаю. Стою с ним на крыльце и понимаю, что не могу сейчас домой… Мне, честно говоря, зять не очень нравится. Вот вроде и не сделал мне ничего плохого человек, и дочка его любит, а все равно он мне поперек души. Вам ведь он тоже не понравился сразу, не зря же вы сказали, что неплохо бы за ним присмотреть, сыщика нанять.
— И вы наняли? — спросила Лиза.
— На самом деле… сначала я подумал, что это будет слишком. Ну не нравится мне человек, это же не повод… и что Маришка скажет, когда узнает? Но вы ведь правы были насчет психиатра, так, может, и здесь имеет смысл прислушаться? В общем, завтра я этим займусь. Но все равно нехорошо получается. Он домой поехал, а я как представил себе, что сидим мы с ним, вроде родственники, но я детектива собираюсь нанять, чтобы «присматривать». Неловко. Я по городу пошатался, а потом подумал, что вы меня, наверное, не прогоните.
— Не прогоню, — кивнула Лиза. — А если хотите, даже ночевать могу оставить. В соседней квартире, в нашем офисе, диван есть, удобный.
— Нет, спасибо, это уже будет лишнее. Вы действительно… не знаю, я никогда ни во что подобное не верил, но у вас, похоже, и правда какие-то способности есть. Мне ведь совсем плохо было, правда. А вот посидел у вас, чайком вашим побаловался, и полегче стало. Скажите, Лиза… я с вами не очень хорошо говорил сегодня, вы не обиделись?
— Да Бог с вами, Виктор Петрович, какие обиды? Я же понимаю все. Это сейчас вы немного расслабились, а утром — как натянутая струна были. Все нормально, и ничего особенного вы мне не сказали, я от людей и не такое слышала. И кстати, спасибо вам большое за розу — прекрасный цветок.
— Это вам спасибо, Лиза. — Виктор Петрович поставил на стол пустую чашку. — Что ж, время позднее, мне, пожалуй, пора.
Лиза серьезно посмотрела на него и даже коснулась рукава кончиками пальцев:
— Вы уверены? Может, все-таки останетесь?
— Нет-нет, спасибо, я домой, — с уверенностью, которую вовсе не чувствовал, отказался Алейников. — Андрей, наверное, спит уже, а завтра я с утра хочу в клинику заглянуть…
— Подождите минуточку. — Лиза метнулась в комнату, повозилась там, не зажигая света, и вернулась с небольшой круглой подушечкой — улыбающимся солнышком, связанным из яркой пряжи. — Вот, возьмите для Марины. Я ее сама сделала.
— Спасибо. — Виктор Петрович взял подушку, посмотрел на нее и повторил севшим голосом: — Спасибо.
Утро вечера мудренее? Увы. Не мудренее. И не радостнее. Виктор Петрович открыл глаза и посмотрел на часы — половина седьмого. Повернул голову, и на душе слегка потеплело. Надо же, оказывается, он как прилег, держа в руке подушку-солнышко, так и не выпустил ее. Забавное такое солнышко, желто-красное, с синими глазками. И правый глаз чуть уже, чем левый, словно солнышко подмигивает. Виктор Петрович потянулся и снова посмотрел на часы. В принципе, можно еще полежать, но потом проснется Андрей, а встречаться с ним нет никакого желания. Лучше быстренько привести себя в порядок и куда-нибудь уйти. Уйти, не задерживаясь на завтрак. Да и не хочется завтракать. У него всегда так: когда дела плохи, аппетит пропадает. Помнится, когда Тоня умерла, он почти две недели есть не мог. Запихивал в себя какие-то куски, только ради Маришки — она очень расстраивалась, боялась за него. А сейчас… сейчас расстраиваться некому и уговаривать тоже. Не Андрей же будет переживать, что, кроме вчерашней чашки чая у Лизы, Виктор Петрович почти сутки ничего в рот не брал.
В коридоре, обуваясь, Алейников горько усмехнулся: вот ведь, как жизнь повернулась — даже побеспокоиться о нем некому. И уж совсем глупо вот так, потихоньку, сбегать из дома, лишь бы не встретиться с зятем. С человеком, который, в сущности, не сделал ему ничего плохого. Ну разве что женился на его дочери. Так разве это плохо? Маришка была с ним счастлива все пятнадцать лет. Ругались они, конечно, иногда, и жаловалась она — не отцу жаловалась, а матери, потихоньку. Но это естественно, не бывает такого, что люди всю жизнь под ручку ходят. У них с Тоней тоже всякое случалось, но хорошо ведь жили. И Тоня была счастлива. Это же видно, когда женщина жизнью довольна — у нее лицо светлое и взгляд ясный. Тоня такая была и Маришка тоже. Это сейчас дочка на сломанную куклу похожа, но это не Андрей виноват. Он для жены делает все, что может, все, что умеет… и как умеет.
А детектива все равно надо нанять. Раз решил, надо довести дело до конца, чтобы не мучиться потом сомнениями. Уже в ботинках, Виктор Петрович вернулся в спальню, прихватил подушечку-солнце. Хм, а ведь он впервые, кажется, за последние дни проспал всю ночь, не просыпаясь. Солнышко помогло? Он поднес подушечку к лицу, зачем-то понюхал. Странно. Это же просто пряжа. Хорошо, не просто, а разноцветная пряжа хорошего качества. И синтепон, или чем такие подушки набивают… а она пахнет — пусть и слабо, но отчетливо — летним лугом, разнотравьем, как бывает, когда июльское солнце поднялось уже высоко и роса давно высохла… Может, Лиза все-таки немного приколдовывает? Нет, она не ведьма, конечно, наоборот… а что — наоборот? Добрая волшебница? Это уже совсем бред какой-то получается! Не будет же он, взрослый, уже почти старый человек, верить в какую-то ерунду вроде магии! Он пока еще из ума не выжил! Алейников почти сердито сунул подушечку в пакет и вышел из дома.
Вчера он снова не стал заезжать на участок, оставил машину за воротами. А что, улочка у них тихая, спокойная. В поселке все приличные люди живут — среди местных хулиганья не водится. Городской же шпане слишком далеко ехать, они и поближе себе развлечение найдут.
Виктор Петрович остановился возле машины, нашаривая в кармане ключ, и машинально ответил на приветствие Павла Николаевича, который на свежем воздухе методично делал упражнения какого-то особенного комплекса утренней зарядки. Мимо медленно проехала машина, и Торгашева, не поленившись открыть окно, тоже громко поздоровалась. На удивление голос ее прозвучал не привычно-визгливо, а почти нормально.
Горло перехватило, и Виктор Петрович, ограничившись молчаливым поклоном, торопливо нырнул за руль. Ну почему? Почему вокруг продолжается обыденная, простая жизнь, без трагедий и потрясений, словно ничего, совсем ничего не произошло? Леночки нет, Маришка в больнице,
