Бесшумно ступая, мы спускались все ниже и ниже и не разговаривали из-за странного оцепенения, которое охватило нас обоих. В самом нижнем, южном конце города несколько домов сохранилось почти полностью — с высокими террасами и балконами. Остальные были по большей части без крыш и частично разрушены. На бледно-сером фоне светлые и темные розовые тона смешивались здесь с охряными.
— Это чудо, — влюбленно сказала я, когда мы прошли еще несколько крутых ступенек вниз. — Здесь могло оказаться пятьдесят автобусов с туристами.
— А между тем мы здесь совершенно одни, — отозвался Чарльз. Он взял меня за руку, и мы зашли в маленький дворик, в котором когда-то находились бани. Там были разрушенные колонны, сложенные из крохотных брусков римского кирпича; в середине — розовый олеандр; молодые кипарисы и низенькая стена, поросшая лишайником. Мы сели на нее и стали наблюдать за прячущимися в камнях ящерицами; удирая, они издавали слабый сухой шелестящий звук. В этот момент для меня ничего не существовало. Пароход, все мои страхи и сомнения остались в далеком прошлом. Я даже ни разу не вспомнила об угрозе, что мир может взлететь на воздух.
Немного погодя мы снова стали бродить по городу, заглядывая иногда в путеводитель или сверяясь с картой. Мы рассматривали колонны, фрески, старинную глиняную утварь; заходили в безмолвные дома, которые иногда были соединены друг с другом; гуляли вниз и вверх по узким мощеным улочкам. Нам попадались портики с колоннами, крошечные дворики и иногда, в тенистых уголках, островки травы с полевыми цветами. Высоко над нами, на склоне холма, виднелись сравнительно недавно построенные дома Пуллиано; за ними — ряд темных кипарисов, а дальше, на фоне высокого голубого неба, светящийся нежно-розовым светом Везувий.
Восторженная, я забыла об осторожности и говорила совершенно естественно, бездумно обнаруживая свое знание античной истории. Чарльз тоже прекрасно разбирался в этом, и в ответ на его умные замечания я высказывала свои собственные соображения, делилась своими собственными пристрастиями. А когда он удивился: «Как много ты знаешь, Джоанна!», я случайно, не подумав, брякнула: «О, просто было время, когда я собиралась специализироваться по античной истории. Это потом я выбрала современные языки».
И осеклась, похолодев от ужаса и ошарашенно глядя на него. Мы уже снова вернулись в тот маленький дворик, и я буквально осела на низенькую стену.
Может быть, подсознательно мне и хотелось себя выдать. Но уж сознательно-то это точно не входило в мои планы. Стоило ли тратить столько усилий и создавать этот образ симпатичной дурочки, чтобы в один момент столь легкомысленно его разрушить? Конечно, нужно было, чтобы Чарльз до конца круиза узнал, какая я на самом деле; он и так узнал бы это, если я собиралась посвятить его во всю эту странную историю. Но сейчас был самый неподходящий момент.
И я сразу вспомнила, что скоро нам возвращаться на пароход. Вспомнила, холодея, разговор, который подслушала прошлым вечером. И подумала об опасности, которая могла угрожать миссис Верритон, детям и даже мне.
Чарльз не стал садиться. Он остался стоять, слегка покачиваясь взад-вперед на носках и задумчиво глядя на меня.
— Итак, ты собираешься специализироваться? Ты знаешь, чем будешь заниматься. И все-таки ты позволила однажды Мэри аттестовать тебя как «эта симпатичная маленькая Джоанна, у которой ветер в голове».
— Она же не знала, что я окажусь рядом, — промямлила я. Это был неприятный момент; я возненавидела Мэри Браун.
— Но на самом-то деле ты все прекрасно слышала и пальцем не пошевелила, чтобы опровергнуть ее слова. Чем ты собираешься заниматься? Будешь поступать в университет?
— В Оксфорд, — сказала я. — Я выиграла там стипендию. Чарльз, я не могу тебе сейчас ничего объяснить. Но мне придется сделать это в самое ближайшее время. Я думаю, мне не обойтись без твоей помощи. Но пока крайне важно, чтобы я продолжала казаться именно такой… недалекой. Я знаю, это звучит глупо, но от этого очень многое может зависеть. Поэтому не выдавай меня, пожалуйста.
Чарльз смотрел на, меня, нахмурившись.
— Я с самого начала не могу тебя понять. Ты все время нервничаешь. Почему ты не хочешь мне ничего объяснить.
— Не здесь, — сказала я. — Не сейчас. Ты вряд ли поверишь мне. И не спрашивай меня, пожалуйста, ни о чем больше.
— Ладно, не буду, если тебе так угодно, — согласился он, но все еще хмурился. А мне, непонятно почему, как раз захотелось вдруг, чтобы он продолжал спрашивать. Каким облегчением было бы для меня рассказать ему всю эту невероятную историю и выслушать мнение умного человека. Но мне нужны были доказательства — какие-нибудь конкретные доказательства, которые можно было бы принести и показать ему. Нужно было ждать, пока на борту появится неаполитанская кукла.
— Но я рада, что мне теперь не нужно перед тобой притворяться, — призналась я, а он рассмеялся, взял меня за руку и повел к выходу.
Я никогда не забуду этого. Это одно из тех переживаний, которые навсегда останутся со мной. Я, кажется, и сейчас чувствую этот аромат Геркуланума: — ощущение итальянского лета, ощущение истории. Звенящая тишина, пропитанная солнечным светом… немного тревожная, но прекрасная, как мечта.
Глава 8
Опасность приближается
Часы показывали почти половину шестого, когда мы снова оказались на Stazione Circumvesuviana. Час пик был в самом разгаре, потому что в Неаполе, несмотря на сиесту, существует час пик. Трамваи были переполнены, и на всех трамвайных и автобусных остановках стояли длинные очереди. Я была не прочь пройтись, даже в такую жару, но Чарльз, оглядевшись вокруг в безуспешных поисках такси, предпочел втиснуть меня впереди себя в переполненный трамвай. Трамвай с дребезгом пошел назад по портовой дороге и мы вышли на Stazione Maritima.
Но нам не хотелось возвращаться на пароход так рано. Поэтому мы взяли курс на огромную площадь возле Castel Nuovo, переходя оживленные улицы по подземным переходам. Они были новые и очень чистые, но у каждого выхода нас поджидали нищие.
— Чего я ненавижу, так это нищету, — сказала я, когда мы проходили мимо оборванной женщины с ребенком. — Меня сразу начинает мучить совесть. На севере этого нет.
Чарльз кивнул. Он опустил женщине в руку сколько-то лир.
— Я понимаю. Не думаю, что я мог бы быть счастлив в Неаполе. Хотя некоторые живут в шикарных гостиницах и им ничего подобного даже в голову не приходит. Я думаю, сначала нужно выпить чаю, если только мы найдем где, верно?
Мы обогнули Palazzo Reale и здание San Carlo Opera, перешли улицу и двинулись прямо через огромную galleria, чем-то напомнившую мне Galleria Vittorio Emanuele в Милане. Только эта, в Неаполе, казалась гораздо шире и выше; здесь было очень много людей, и почти все вели между собой оживленные беседы. То здесь, то там в толпе выделялись люди, которые, похоже, приплыли с нами вместе на пароходе. И действительно, пока мы дошли от galleria до Via Roma, нам встретилось несколько знакомых. Миссис Дейн, нагруженная свертками (итальянская одежда, в которой она скоро будет щеголять на пароходе?), Пэгги Стэрлинг и madame Helot, которые объяснили нам, где можно найти хорошую чайхану, маленькая группка корабельных офицеров.
