– Я бы хотел поговорить с вами о ней.
Наконец-то.
– Входите. – Она открыла дверь шире, и пес пулей выбежал на улицу.
– Спасибо. – Держа руки в карманах слаксов, он вошел в дом и увидел книжный шкаф, растения в горшках, бугорчатый диван и стулья. – Мы должны заново уточнить кое-что из того, что вы рассказывали раньше.
– Хорошо. Большая часть дня у меня свободна, затем около четырех мне нужно встретиться со своим преподавателем.
– В пятницу так поздно? – На тесной кухне с низкими потолками и пожелтевшими сосновыми стенами Бенц, с его ростом около шести футов и трех дюймов, казался еще больше. Пригнувшись, он миновал свисающий с потолка масляный фонарь, прибор, который бабушка Джин отказывалась заменить лишь из-за того, что боялась отключения электричества. Чиа в своей клетке издала пронзительный звук, переходя с одного конца жердочки на другой и осторожно наблюдая за незваным гостем.
– Ш-ш, Чиа! – велела Оливия. – Еще одна сирота моей бабушки. Чиа не любит, когда ее не замечают. Она обязательно должна высказаться.
– Типично женская черта.
– Что? – Глаза Оливии сузились.
– Эта была шутка, – объяснил он.
– Неудачная.
– Согласен. Значит, вы должны встретиться со своим преподавателем.
– Да. С доктором Лидсом в Тулейнском университете.
Оливия внезапно почувствовала, что атмосфера на кухне вдруг стала холоднее, будто она включила кондиционер. Чувство юмора Бенца словно испарилось. Его стальные глаза блеснули.
– Вы его знаете? – спросила она.
– Мы встречались. – Из кармана Бенц достал тот же самый маленький магнитофон. – Это не должно занять много времени. – Он поставил магнитофон на кухонный стол, где пытался цвести кактус благодарения. В маленький микрофон он произнес, что продолжает беседу, назвал число и время и, произнеся по буквам имя Оливии, добавил, что находится с ней в ее доме. Но за стол он не сел, а прислонился к нему бедром.
– Вы сказали, что недавно снова приехали в Луизиану. Когда именно? Летом этого года?
– Да. Я приехала в конце июля, когда заболела моя бабушка. – Она показала на одну из фотографий в рамках, висящих на стене возле заднего крыльца. – Вот мы на фотографии. Ее сделали давно. – На снимке бабушка с седыми волосами, заплетенными в косу, держала босую Оливию на руках. В то время ей было около пяти лет. На ней были шорты с рваными краями и футболка. Девочка в восторге запрокинула голову. Солнечный свет струился сквозь деревья и пятнами падал на сухую траву. На заднем плане – живая изгородь с розовыми цветами, единственным темным местом на фотографии была едва заметная тень в самом низу.
Бенц тоже ее заметил.
– Кто делал снимок?
Оливия напряглась.
– Мой отец. Это был один из редких случаев, когда он соизволил прийти.
– Он вас не растил? – спросил Бенц. Она перевела дух.
– Отец? Он вовсе не был образцовым отцом вроде Уорда Кливера[9]. Его часто не было рядом. В основном меня растила бабушка Джин. – Она не любила говорить о своей семье. Даже слово «дисфункциональная» не подходило для ее описания. – О... извините... не хотите ли кофе или... или, господи, у меня, кажется, больше ничего нет.
– Лишь в том случае, если и вы его хотите.
– Отчаянно хочу, – признала она. – Это... такая нервотрепка.
К ее удивлению, он действительно улыбнулся, и на мгновение мелькнули его белые зубы.
– Ну да. Конечно. Кофе – это здорово.
Она знала, что он просто пытается ее успокоить, но это радовало. Ей нужно было успокоиться. Став на цыпочки, Оливия потянулась к верхней полке одного из немногочисленных шкафчиков, к той, где она держала «хорошую» посуду, которой никогда не пользовалась. Бенц пришел ей на помощь и вынул две фарфоровые кофейные чашечки.
– Спасибо. – Она поставила чашки на стол и потрогала стоящий в кофеварке стеклянный сосуд с кофе, сваренным несколько часов назад. – Итак... вы спрашивали о моей семье. Я не очень-то люблю о ней говорить. Моего дедушку убили на войне. Бабушка больше не выходила замуж. Большую часть времени она заботилась об остальных.
– О ком?
– В основном обо мне. О моей маме, когда она была поблизости. О моей сестре Чандре, пока она не умерла. Ей было лишь два года. Несчастный случай – упала в воду, – пояснила Оливия, прибегая к той же самой фразе, которую она всегда использовала, когда кто-нибудь спрашивал ее о семье. Несчастный случай. Это так просто. Но его не было. Может, и смерти-то не было.
– А где сейчас ваша мама?
– Хороший вопрос. – Она налила кофе. – Вообще-то я думаю, она в Хьюстоне вместе с мужем, Джебом Мартином, а по сути, настоящим КОЗЛОМ.
– Он вам не нравится.
Дернув плечом, она ответила:
– Он, наверное, почти такой же, как любой из них, но нет, он мне не нравится, и я действительно не понимаю, какое отношение все это имеет к случившемуся сегодня утром.
– Возможно, никакого. Но не каждый день кто-то врывается ко мне в кабинет и заявляет, что наблюдал за убийством таким образом, как вы.
Оливия не стала спорить. По крайней мере, он ее слушал. Она протянула ему чашку.
– У меня есть молоко, но нет сахара.
– Черный будет в самый раз.
– Я унаследовала этот дом и еще не решила, сколько буду в нем жить.
Пока шла запись, Бенц подошел к окну и устремил взгляд на реку – сквозь деревья просачивались лучи солнца, неподалеку от дома и маленького двора тянулась полоса мутной воды.
– А ваш отец?
Оливия закрыла глаза. Лучше покончить и с этим.
– Я уже несколько лет ничего о нем не слышала. Он... он в тюрьме – в Миссисипи, кажется. Последний раз я его видела, когда училась в начальной школе. – Она ожидала других вопросов об отце, но, к счастью, он не стал продолжать эту тему.
– А Тусон?
– Что Тусон?
– Почему вы уехали оттуда?
– Кажется, я уже объясняла. Бабушка болела, а я уже решила поступить в аспирантуру. Меня приняли в Тулейнский университет, и, подумав, что это судьба, я переехала сюда. Моя деловая партнерша выкупила мою долю в магазине.
У двери заскулил пес, и Оливия распахнула ее. Вбежал Хайри С, взъерошенный клубок меха.
– Пес моей бабушки, – пояснила Оливия, прежде чем Бенц спросил. – Тоже перешел ко мне по наследству. Хайри С... назван в честь любимого президента[10] бабушки Джин, только пишется немного по-другому.
– Не слишком-то он похож на сторожевого пса.
– Au contraire[11], детектив. Его просто не удержать, когда кто-нибудь приходит, не так ли? – спросила она пса, почесывая ему ухо.
– Я обычно советую завести ротвейлера или питбуля.
– Спасибо, но я предпочитаю его.
– И птицу.
– Точно, и птицу.
