– До педалей достаешь?
– Да, – Пайпер кладет ногу на педаль газа и обхватывает руль. – Все в порядке.
– Помнишь, где газ, а где тормоз?
Это звучит так обидно, что хочется съязвить, но нельзя же хамить начальнику, тем более пьяному. Вместо этого она кивает и вставляет ключ в зажигание.
– Не волнуйтесь, мистер Барнс, – сообщает Пайпер, оглядывая, где что находится, – я умею водить.
– Я и не волнуюсь. – Тот откидывается на спинку и прикрывает глаза. – Я просто домой ехать не хочу.
– А куда вас тогда везти?
– Знаешь эту бургерную в Квинсе? Там еще дед всем заправляет, весь седой и с косматыми бровями.
– Нет, я редко выбираюсь дальше Бруклина, – признается Пайпер.
– А в Бруклине есть бургеры?
Вспомнить бы хоть одно место, которое может быть открыто после полуночи. Она редко выбирается из дома в такое время: у нее не лучший район для ночных прогулок.
– Есть хот-доги, – припоминает она.
– Едем тогда туда.
Пайпер смотрит на часы и не удерживается от вздоха: даже если она сейчас отвезет его домой, спать ей останется не больше четырех часов. Вряд ли Барнс предложит ей отдохнуть после их приключений.
Огромная рука накрывает ее сомкнутые вокруг руля пальцы.
– Пожалуйста, – тихо просит он, глядя таким невозможно уязвимым взглядом, что она тает.
Что у него произошло? Как он из обычно собранного и сурового Зверюги превратился в мальчишку, который смотрит на нее с надеждой, уговаривая поехать за хот-догами? Или он всегда такой, когда не на работе?
– Хорошо, – улыбается Пайпер, заводя машину, – только вы пристегнитесь, пожалуйста.
– Будет сделано, – отвечает он и тянется за ремнем.
* * *
Ночной ветер с залива обдает прохладой, заставляет неуютно ежиться. Барнс рядом горячий, как печка, так что подмерзает Пайпер только с одной стороны. Сейчас не так важно, что вставать через несколько часов или что это максимально странно – есть хот-дог, сидя на капоте гигантского черного пикапа. Полупустую парковку на берегу залива, кстати, вспомнил он сам, и даже подсказал, как сюда заехать.
Барнс съедает свой хот-дог меньше, чем за минуту, и теперь жмурится от удовольствия, прихлебывая из бумажного стаканчика крепкий черный кофе. Они сидят достаточно близко, почти касаются локтями, но как минимум его это вовсе не смущает. Вглядываясь в темные воды залива, он напевает себе под нос песню, которая ей не знакома. Все, что она разбирает из его говора, – что-то про зонтик и автобусную остановку.
Хочется задержать дыхание и остановить время. Сидеть так еще пару часов, допивать остывающий кофе и слушать его бархатный голос. Барнс неожиданно красиво поет – наверное, мог бы сделать карьеру. По крайней мере, Пайпер точно заплатила бы за его концерт.
– А ты давно в Нью-Йорке? – Он делает еще один глоток, морщит нос и поворачивается к ней.
– Пятый год, – отвечает Пайпер, – с тех пор, как школу закончила.
– Почти как я, глянь-ка, – одобрительно кивает тот и снова поворачивается к заливу. – Я тоже пять лет здесь.
– А до этого где жили?
В другой ситуации она бы не решилась спросить, но сейчас это кажется даже нормальным.
– В Манчестере, – тоскливо отвечает Барнс, – а еще до этого – в Бикерстаффе. Но вырос я, считай, в Манчестере.
– Я там не была ни разу, – признается Пайпер. – И вообще в Британии не была.
– Серьезно? То есть из Дублина сразу сюда?
– Ну да. Не очень много видела.
– Да я до Нью-Йорка тоже не путешествовал особо. Мы-то, знаешь, какими нищеебами были?
– Кем? – Пайпер не уверена, что правильно понимает это слово.
– Нищеебами, – повторяет Барнс. – Я и Джек. Ну, для тебя мистер Эдвардс. Нас моя ба растила, и мы получали на неделю по пятнадцать фунтов на брата и все. А что такое пятнадцать фунтов? Разве что на сигареты хватит.
Пайпер плохо представляет себе пятнадцать фунтов, но кивает в ответ.
– Так что как работа попалась, сразу взялись, – он, не мигая, смотрит вперед, – даже не спросили, что за работа. Кто бы тогда знал, куда она нас приведет, да?
В рокочущем голосе сквозит тоска. И что-то еще, что Пайпер понять пока не может, но настроение все равно чувствует. И почему-то внутри растет желание сделать хоть что-нибудь, чтобы ему стало легче.
Хочется его обнять или хотя бы коснуться плеча, что угодно, лишь бы помогло. Но это не то что лишнее – это безоговорочное табу. Единственное, что Пайпер может себе позволить, это продолжать разглядывать его. Он ведь даже не заметит.
Как только она об этом думает, Барнс поворачивает голову. Их взгляды встречаются, и по телу бегут предательские мурашки. В горле появляется комок, который невозможно проглотить. В его глазах столько одиночества, что совсем непонятно, как он сам в нем не тонет. И при этом… почему он настолько красивый сейчас?
Пайпер Нолан, прекрати делать то, что ты делаешь. Ты себе не помогаешь.
– Замерзла? – спрашивает он, кивнув на ее голые руки, покрытые мурашками. – Поехали тогда.
– Да-да, – быстро подбирается она. Хорошо, что он это именно так понял.
Барнс спрыгивает с капота и протягивает руку. Пальцы тонут в его мягкой горячей ладони, тепло передается и ей, разливается внутри и заставляет таять.
– Отвези меня домой, – командует он, – и я тебя на такси посажу.
Сейчас он немного трезвее, чем у бара: видимо, хот-дог и кофе помогли. Но все равно недостаточно, чтобы вести самому. Барнс снова подсаживает ее на водительское сиденье. Теперь Пайпер намного спокойнее чувствует себя за рулем этого монстра, но все равно не уверена, что стоит повторять эксперимент.
Они опять едут через весь Нью-Йорк – на этот раз обратно в Бронкс. Найти дорогу ей помогает навигатор, который строит маршрут, как только она нажимает кнопку «Домой». Барнс продолжает напевать ту же песню, глядя в окно, лишь иногда прерывается на то, чтобы задать ей какой-нибудь вопрос.
Пайпер еще ни разу не была у него дома, так что ей любопытно посмотреть, где он живет. Похоже, что у него какой-нибудь пентхаус в одном из свежевыстроенных районов южного Бронкса.
– К слову, – Барнс снова прекращает мурлыкать свою песню и поворачивается к ней, – твой бывший к тебе больше не подойдет, так что не бойся.
– Что? – Она едва не бьет по тормозам, но все-таки держит себя в руках. – А вы откуда узнали? Себастьян сказал?
– Щебаштьян, – передразнивает он, но кивает. – Тебе стоило самой мне рассказать, я бы разобрался.
– Но это же вроде моя проблема, – нерешительно пытается спорить Пайпер, – и мой бывший.
– Он тебя оскорбил?
– Да, но…
– Значит, это и моя проблема. Никому нельзя тебя оскорблять, поняла?
Пайпер пытается сообразить, что на это ответить, но ничего не может придумать.
– Поняла или нет? – Голос Барнса становится строже.
– Хорошо, – вздыхает она, – если будет что-то подобное, я скажу вам.
– И если твой бывший попытается достать тебя вне офиса, тоже скажешь.
– У него зубы хоть целые остались? – тихо спрашивает Пайпер сама у себя.
– Чего?
– Извините, просто Себастьян обещал ему зубы выбить. Вот я и подумала, целы ли они еще…
Она украдкой бросает взгляд на Барнса: у того на лице растекается непривычная широкая улыбка. Через секунду машина заполняется низким рокочущим хохотом, от которого мелко трясутся стекла.
– Целы! – радостно сообщает Барнс. – Пока целы! Но только знаешь что?
Его выгибает от второго приступа смеха, которым он едва не давится.
– Я бы не стал ломать ему челюсть, – он мгновенно становится серьезным, хотя легкий намек на улыбку все равно считывается, – я бы вырвал ему хребет.
Навигатор приводит их к старому двухэтажному дому, еле видному за раскидистыми темными деревьями. Он так необычно выглядит посреди спального района, что Пайпер даже не представляет, каково это – жить здесь.
– Поворачивай вот сюда, в гараж, – командует Барнс.
Глава 11
