Ознакомительная версия.
– И я почему-то совершенно не удивлен! – сказал он громко, на весь рабочий зал, чтобы тот, кто остался, заметил очередной «провал миссии» Маши-растеряши Кошкиной.
– Я уже уехала, – бросила Маша тихо и короткими перебежками, собрав потерянное, переписав документы на три (ТРИ!) флешки и один альтернативный почтовый ящик, стала двигаться к выходу. Чтобы найти поселок, который проектировали для империи Николая Гончарова.
Путь «туда, не знаю куда» и поиски «того, не знаю кого» заняли два с лишним часа. Оказалось, что отсутствие автомобиля совершенно не избавляет тебя от пробок, если ты планируешь ехать за город. Просто к стоянию в пробках еще добавляется стояние на остановке в ожидании маршрутки. Только к обеду усталая Маша вышла на подходящей ей станции. Поселок пока что находился на административном обслуживании. Продажи его не начались. Маша выяснила, что поселок находится на подготовительном этапе.
– Вашу ж мать! – ругалась про себя девушка, проклиная свои босоножки на небольшом каблуке. Это в городе они удобные, а тут вязнут в земле. К тому же пыль их наверняка убьет. – Где ж это чертово «Раздолье»?
Мимо нее по лесной дороге, поднимая клубы сухой грязи, летели грузовики с землей и песком, который, обваливаясь на колдобинах, летел Маше в лицо. Хорошо хоть, жара немного спала – набежали облачка, и подул весьма ощутимый ветерок. Страдалица шла уже так долго, что ей начало казаться, что скоро она выйдет на какое-нибудь другое шоссе. Ничего похожего на «Русское раздолье» тут не наклевывалось, зато впереди (наконец-то!) замаячил высокий металлический забор, уходящий тонкой коричневой ниточкой в глубины леса, из которого медленно, но без остановки тянулись струйки белого дыма.
Пока что будущее счастье, которое они с Робертом так живописно расписали в своих слайдах, ковалось в огне и дыму. Компания Гончарова жгла лес.
– Вы что-то ищете? – спросил Машу охранник. Рядом с ним стоял второй. Они были как двое из ларца: одинаковы не только с лица, но и с формы и даже с манеры говорить.
– Я ищу офис продаж «Русского раздолья», – простонала Маша, чувствуя себя самой несчастной девушкой на земле. Куда там Золушке с ее теплым уютным домом и розовыми кустами! Попробуй протащиться пять километров по лесу с большими упаковками печатных материалов в обеих руках. Мышцы ныли, руки дрожали, и Маша даже не хотела думать о том, как она сейчас выглядит. Плевать. Она уже однажды опозорила их архитектурное бюро перед этим проходимцем с замашками какого-то чертова генералиссимуса. Пусть, пусть он нажалуется на нее, и ее уволят, сейчас ей все равно.
– Офис продаж закрыт, – хором ответили молодцы.
– Я знаю. Я из архбюро! Мне нужен Гончаров.
– Так-таки сам Гончаров? – с сомнением посмотрел на нее один из двоих, тот, что вышел первым.
– Так-таки да! – ответила Маша с вызовом. Тогда первый кивнул второму, и тот достал из-за ремня рацию. Что-то зашипело, а затем нечленораздельная речь, слившаяся в единую массу шипящих, ударила в эфир.
– Семеныч, тут к Николаю Николаевичу приехали… – пробормотал охранник. – Вернее, пришли.
– Шалишь? – вполне разбираемо ответил голос Семеныча. – Кровавой бани захотел?
– Девушка… – добавил охранник. – На меня собак не вешайте.
– Как зовут?
– Я не спросил, – пробубнил охранник растерянно.
– Хорош вертеть вола, спроси, а? Достали уже, дети божьи! – прошипела рация и отключилась.
Охранник повернулся к Маше.
– Мария Андреевна Кошкина, из архитектурного бюро, – процедила Маша, а затем добавила на всякий случай: – От Бориса Яковлевича.
– Ага. – И охранник снова связался с Семенычем, но на этот раз зашел в свою будку, видимо, чтобы беречь свое реноме. С чего он решил, что оно у него есть? Через пару минут автоматические ворота поехали в сторону. Маша сочла это за добрый знак и прошла внутрь. Бедняжка снова шла по лесу, дорога по-прежнему была разбитой, дыма стало еще больше. Маша заметила, что огромные, сложенные штабелями срубленные бревна лежали посреди осиротевших полянок с кучей пеньков. Отчего-то вспомнился шум по поводу гибели Химкинского леса. Парочка желтых тракторов копошилась вокруг еще не подожженных бревен.
Когда Маша пересекла лес и вышла на более открытое место, она чуть не простонала: высокое здание, обшитое сайдингом, – видимо, будущий офис продаж «Русского раздолья» – находилось на противоположной стороне поля, и пилить до него было – мама дорогая. К тому же облачка, которым так опрометчиво обрадовалась Маша, стали значительно более густыми и серыми – не облачка уже, а самые настоящие тучки. Порывистый ветер норовил вырвать из Машиных рук бумаги и плакаты. Отчаяние охватило ее. Зачем она поперлась сюда? Лучше бы она уволилась или ее бы уволили – с позором.
Начался дождик, и холодные капли обожгли разгоряченные плечи.
До домика охранников так же далеко, как и до офиса Гончарова. Что за мертвая, выжженная земля? Как это угрюмое поле может стать чьей-то мечтой? Маша шла медленно, сказалась бессонная ночь.
А потом начался дождь. И даже не дождь, а настоящий ураган – вода и ветер смешались, забиваясь в глаза и рот. Маша аж закричала от отчаяния. Все, что было в ее руках, теперь быстро превращалось в ничто.
Когда струи полились со всей силой летнего ливня, она бросила упаковки с бумагами на землю, плюхнулась туда сама и закрыла лицо руками. Дальше идти просто не было никакого смысла. Плакаты были уничтожены, под платье заливало, босоножки промокли и стали окончательно непригодными к использованию. Что делать? У Маши не было никакого плана. Лучшее, что она могла бы придумать в этой ситуации, – это позвонить маме и расплакаться. Мама бы тут же решила все вопросы – она всегда разводила беду руками самым чудесным, самым невероятным образом. Она придумала бы, как эвакуировать Машу с этого чертового поля, и через несколько минут за ней бы прилетел кто-нибудь на вертолете. А так… Она думала, думала, думала, но ничего лучше, чем плюнуть на все, развернуться и уйти, придумать не могла.
Просто уйти. Не оборачиваясь. Добраться до дому, упасть в ванну, уснуть в ванне, отключить все телефоны и никому больше никогда не звонить. Удалить всех друзей из всех социальных сетей. Уехать к родителям в Карловы Вары, закопаться там в грязи и пролежать две недели. Затем вернуться, поступить в медицинский институт, стать гинекологом, выйти замуж за дантиста. Вообще никогда не выходить замуж. Плевать на все.
– Стой, стой! Тормози, вон она! – Чьи-то крики доносились сквозь грохочущую стену воды, но Маша почти не обратила на них внимания, преисполненная жалости к себе. Никогда еще она не оказывалась одна в безвыходной ситуации. Впервые мир стал таким большим, необъятным, непредсказуемым и странным…
Ознакомительная версия.
