— Рита, что происходит? — наконец спросил он, подавшись вперед, словно пытался увидеть ответ в лице дочери задолго до того, как она начнет оправдываться.
Рита прикусила нижнюю губу, запрещая словам вырываться наружу. Что бы она ни сказала, все будет звучать не в ее пользу. Поэтому лучше молчать и ни в коем случае не вступать в конфронтацию. Пусть уж лучше отец накричит на нее, выпустит пар. После этого можно будет всплакнуть, пообещать, что подобная выходка была последней, и со спокойной душой мчаться на встречу с Костиком.
— Мне стыдно за тебя, — сказал отец. — То, что ты устроила ночью, что наговорила Ирме и мне…
— Ой, хватит! — слова слетели с губ раньше, чем Рита успела сдержаться. — Только ее не вмешивай!
Отец усмехнулся.
— Не нравится слушать? — Он приподнял бровь. — А мне было противно смотреть, когда ты, пьяная, валялась в коридоре, потом ползла в свою комнату, по пути оскорбляя женщину, которая привезла тебя домой. Не смотри таким щенячьим взглядом. Поверь, это трогательное выражение лица не вызывает у меня умиления.
Рита опустила плечи, поняв, что прежние уловки на отца не подействуют и что тот не на шутку зол. Значит, можно расслабиться, перестать разыгрывать раскаяние и насладиться ссорой.
— Бедная Ирма, — надула она губы. — Мне очень жаль, что я обидела свою будущую мамочку. Что я ей сказала? Напомни! Ой! Я сама вспомнила. «Похотливая сучка», «прибалтийский тормоз» и, кажется, еще «любительница престарелых кобелей».
— Уймись, — отец повысил голос, и Рита немедленно замолчала. — Моя личная жизнь тебя не касается. Я свободен и имею право вступать в отношения с тем, с кем пожелаю. Более того, я не хочу выслушивать гадости о женщине, которая находится рядом со мной. Ни ее возраст, ни то, по каким причинам она выбрала меня, не имеют к тебе никакого отношения.
— Она тебе в дочери годится!
— Значит, тебя это волнует? — спросил Войтович, вышел из-за стола и остановился напротив Риты. — Солнышко, я не монах. Мне сорок восемь, и я…
— Я не желаю…
— Нет, ты выслушаешь, раз упрекнула меня в том, что я все еще хочу жить. — Войтович присел на мягкий подлокотник и обхватил Риту за плечи. — То, что Ирма молода, безусловно, льстит мне, но ее возраст — не главное в наших отношениях.
— Ты ее любишь? — Рита почувствовала, как на глаза набежали слезы. — Больше, чем меня?
— Я люблю вас обеих.
— Ненавижу!! — Рита вырвалась из объятий. — И тебя, и твою шлюху!
— Хватит! — Войтович попытался схватить дочь за плечи, но она увернулась. — Перестань, немедленно! — Он вскинул руку и ударил Риту по щеке, мгновенно прекратив начавшуюся истерику.
— Как ты можешь?! — Рита закрыла лицо руками и заплакала слезами ярости, оттого что не может дать сдачу.
— Сядь! — Войтович дернул ее за руку, и Рита беспомощно упала в кресло. — Вытри слезы и замолчи! Мне надоели твои выходки. Я бы понял, если бы тебе было пятнадцать и ты пыталась доказать, что уже взрослая. Я увидел бы в твоем поведении ревность и утешил бы, сказав, что дороже тебя у меня нет никого. Я бы осознал, что ты ищешь путь в жизни, ошибаешься из-за неопытности, и помог выбрать дорогу. Но тебе не пятнадцать, а двадцать пять! И ты уже давно не инфантильный ребенок, каким пытаешься казаться. — Войтович заставил дочь подняться и крепко прижал к себе, уткнувшись лбом в худенькое плечо. — Девочка моя, я вижу, что тебе нужна помощь. Подскажи, что мне сделать, чтобы ты снова стала той Ритой, которой была интересна жизнь, а не вульгарные выходки.
— Мне не нужна помощь. А еще меньше я нуждаюсь в нравоучениях.
Рита выскользнула из объятий и сделала шаг назад.
— Что ты употребляешь кроме спиртного?
— Ты о наркотиках? — усмехнулась Рита. — Я не сижу на наркоте. Не нюхаю, не курю, не колюсь. — Она выставила вперед руки, демонстрируя нетронутую кожу на сгибах локтей. — Не беспокойся.
— Нет, черт возьми! — прокричал Войтович, поднявшись с кресла. — Я беспокоюсь. Моя двадцатипятилетняя дочь — алкоголик!
— Не утрируй. Пара промахов — и я уже алкаш?!
— «Пара промахов»? Да ты с трудом вспомнишь последние два года своей жизни. Думаю, что ни ты, ни твой дружок Костя Махов не в состоянии описать, чем занимались неделю назад.
— Папа, — Рита умоляюще посмотрела на него, — не злись. Я обещаю, что…
— Одни обещания, — прервал дочь Войтович. — Больше не могу слушать твои отговорки. Ты лишь декларируешь, что возьмешься за ум, но ничего не делаешь. Дочь, я сыт по горло. Ты не оставляешь мне выбора.
— Клиникой пугаешь? — усмехнулась Рита, потянувшись за сумочкой. — Давай закончим этот разговор. Он начинает меня утомлять. Я уже сказала, что такого больше не повторится. Да, я слегка заигралась в подростка. Признаюсь, что потерялась в жизни. Но… — Она замолчала, понимая, что сейчас снова начнет давать обещания, на которые отец больше не реагирует. — Ты сам виноват в том, что я такая!
Войтович вдруг рассмеялся. Смех его был гневным, и в то же время в нем звучала обида. Вскоре он затих, но продолжал витать в кабинете, заставляя Риту дрожать от стыда. Ощущение безысходности снова накрыло ее. Она опустила голову вниз, не смея смотреть отцу в лицо.
— Я виноват? — услышала Рита и интуитивно отодвинулась, боясь, что он снова ударит ее. — Глупая девчонка! У тебя есть все, о чем другие могут только мечтать. И как ты этим распоряжаешься?
— Да, я не такая, какой ты мечтал меня видеть! — выпалила Рита. — Я терпеть не могу экономику, но уступила тебе и получила образование, которое мне не нужно. Я не хочу заниматься твоим бизнесом. Я хочу жить, как сама решу, не основываясь при этом на твоих желаниях и предпочтениях!
— Но я никогда не лишал тебя права выбора. Наоборот, всегда поддерживал. Вспомни, любовь моя, о том, как часто я потакал твоим капризам. Ты мечтала о теннисе — ты училась в лучшей школе города. Картинг, мотоциклы — все к твоим услугам. А потом тебя увлекла живопись — и здесь я пошел навстречу. С тобой занимались известнейшие педагоги Петербурга. Затем ты вдруг осознала, что живопись — это не твое, и в тебе снова проснулась любовь к мотоциклам. Сколько раз ты меняла свои увлечения? А университет? Ты мне все нервы в лохмотья истрепала, пока наконец выбрала, где желаешь учиться. И чем все закончилось? Приобрела ненужную специальность и уже три года бездельничаешь. Так, значит, это я заставил тебя заниматься экономикой? Я лишь заплатил за то, чтобы тебя, лентяйку, приняли на учебу. Было бы не так обидно, если бы тебе учеба не давалась. Ты ведь у меня умница, живая, любопытная, но, к сожалению, ленивая и теряющая интерес к тому, что желаешь, стоит только получить. Но ты была права, обвинив меня в своих несчастьях. Это моя ошибка. Я лишил тебя возможности добиваться мечты, я лишил тебя самой мечты. Я создал для тебя жизнь, в которой ничего не нужно делать, чтобы стать кем-то. Я ошибся, думая, что поступаю правильно. Зато теперь я принял правильное решение. Ключи от машины, кредитки.