что мои внутренности уже никогда не согреются. Оставалось надеяться, что я не простудила себе какой-нибудь жизненно важный орган.
От пара и воды становилось легче. Скопившееся в теле напряжение потихоньку уходило, а моё настроение улучшилось.
Перенюхав выстроенные на полочках флакончики, я поняла, чем так вкусно пахло от Ратмира. Растёрла между ладошек каплю геля, взбила пену и нанесла на всё тело. Кайф.
Эффект после процедуры эпиляции сохранялся. Кожа оставалась гладкой, блестящей. А я казалась себе ещё более голой. Но елозить по такой коже оказалось безумно приятно. И я почему-то думала, что Ратмиру бы понравилось притрагиваться ко мне такой…
Волосы пришлось вымывать несколько раз, пока кожа головы на стала скрипеть от чистоты. А потом снова нанесла на себя гель. В надежде, что буду пахнуть Сабуровым.
Отжав волосы, я распахнула стеклянную дверцу. И едва не упала, натолкнувшись на тяжелый взгляд хозяина квартиры. Он стоял, прислонившись к стене, и смотрел на меня.
Несколько бесконечно долгих секунд я просто не в силах была отвести от него глаз. От шока. Пока Ратмир не передал мне в руки махровый халат, возвращая в чувство.
– Я смотрю, тебе стало лучше, – звучит его голос, резонируя о мраморные стены ванной комнаты. Густой, низкий. Странными вибрациями отдающий в низ живота.
Не замечала за собой подобного раньше, но в его присутствии я менялась. Впрочем, у меня имелось не так много возможностей обратить на это внимание. Внутри будто срабатывал переключатель. Я становилась мягкой. Податливой. Плавилась, словно масло на солнце. Хотя такое состояние мне вовсе не свойственно. Я же сухарь. Всегда готова драться и показывать клыки.
Может, весь фокус заключался в том, что он старше меня. В том, что я его просто-напросто боюсь. Или, к собственному стыду, хочу. И одновременно презираю за то, как он обошёлся со мной в ночном клубе.
Во мне ещё живёт желание доказать ему, что он неправильно поступил. Что он ошибся. Но совершенно не понимаю, как это сделать.
– Д-да, – с запинкой подтверждаю, – спасибо.
Пальцы подрагивали, пока я пыталась расправить халат. Не с первого раза попав в рукава, всё-таки сумела одеться. И пока копошилась, ощущала тёмный взгляд Ратмира. Его поведение сбивало с толку.
Мне никак не удавалось понять его эмоции. Возможно, он их не испытывает вовсе. Вдруг у него всё умерло внутри?
Что теперь со мной будет? Почему-то мысль о том, что я просто смогу уйти из его квартиры, стала казаться нелепой. Глупой до безобразия.
Сердце билось в груди как бешеное.
– Иди за мной.
Приказ.
Он поворачивается спиной и выходит из комнаты. А я сверкая пятками бегу следом.
Что уж, я высокая. Но Сабуров по сравнению со мной просто гигант. Спешу за его широкими шагами, глубже запахивая халат, потому что утопаю в нём. Это ведь его халат?
Длинный коридор ведёт в кухню. От аромата еды я едва не падаю в обморок.
За плитой замечаю женщину. Азиатка. Она на мгновение оборачивается ко мне и улыбается дежурной улыбкой. Явно видит в этой холостяцкой берлоге каждый день голых девиц в махровых халатах.
– Что желает госпожа? – задаёт она вопрос с ужасным акцентом, через который я с трудом продираюсь.
Испытываю сильнейшее смущение.
Хочется ответить – ничего. Но тогда я рискую захлебнуться собственной слюной. Запахи потрясающие.
– То же, что и мне, – вместо меня отвечает Ратмир.
Я сглатываю.
Пока его помощница по дому варганит еду, я озираюсь по сторонам. Делаю вид, что не замечаю, как Сабуров разбирает меня на атомы.
Кухня серая, огромная и холодная. Мокрые волосы пропитали махровую ткань, и теперь я ёжусь. Сабуров же одет с иголочки.
Создаётся впечатление, что он не вылезает из этого формального стиля. Брюки, рубашка. Тоже белая. Я, как назло, вспоминаю его боксеры и покрываюсь краской стыда.
Перед моим носом раскладывают приборы, а затем ставят тарелку. Глазунья с ярко-жёлтым желтком, ломтики лосося, нарезанное спелое авокадо, тосты с сыром. Чашка кофе и молочник. Не трапеза, а фоточка из инстаграма.
– Ешь.
Очередной короткий приказ.
Так теперь всегда будет?
Вспоминая, в какой руке держать нож, а в какой – вилку, я приступаю к завтраку.
От первого кусочка еды моя душа улетает в рай. Проткнула желток, наблюдая, как он окрасил тарелку. На тост положила ломтик авокадо, нанизала на вилку лосось. Проглотила. Ощущая на языке идеальное смешение вкусов. Даже на секунду прикрыла веки, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие. Как же давно я не пробовала ничего подобного. Свежего. Вкусного. Приготовленного из качественных продуктов.
Насытившись, я сделала глоток кофе. Не понимала его вкуса, но и он порадовал мои вкусовые рецепторы. И только после этого я вспомнила, где нахожусь и кто на меня неотрывно пялится.
Глава 14
Отложила вилку, сообразив, насколько жадно ела. Хорошо ещё, что не стала облизывать тарелку.
Сабуров же к своей еде не притронулся. Взирал на меня, откинувшись на спинку стула, постукивая указательным пальцем по столу.
Молчание затягивалось. Оно выводило меня из равновесия. Нервировало.
– Спасибо за завтрак и вообще за гостеприимство, – тараторю, вытирая рот салфеткой, и поднимаюсь с места, – но мне уже пора.
– Сядь. Обратно.
От его тона мои коленки сами собой подкосились, и я осела на стул.
Я его взбесила. Сильно взбесила.
Злость прорывается из него, как вторая сущность Халка, когда доктор Беннер начинал выходить из себя. Но учитывая габариты Сабурова, он таким уже родился.
– Я понимаю, произошедшее вчера с моей стороны было не очень красивым, – никогда не потели ладошки, а теперь потеют, – и я обязательно верну вам долг, если вы что-то заплатили тому… человеку.
Запинаюсь. Задыхаюсь от произнесённой глупости и покрываюсь краской стыда. Он смотрит на меня и видит насквозь.
– Конечно вернёшь, – вкрадчиво подтверждает он, – вопрос: как.
Чую подвох в его словах.
Сабуров поднимается с места, огибает обеденный стол и оказывается за моей спиной. Я напрягаюсь. Вытягиваюсь, словно струна.
Он кладёт руки на стол по обе стороны от меня и наклоняется так, что его губы едва не касаются мочки моего уха. Я чувствую жар, исходящий от его тела, и непроизвольно тянусь к нему в попытке согреться.
– Запомни, ты теперь принадлежишь мне. Если вздумаешь ослушаться, я верну тебя туда, откуда забрал.
– Что значит принадлежу? – уточняю я слабым голосом. – Не в рабство же вы меня взяли.
Он убирает руки, и я понимаю, что даже не вздохнула, пока он нависал надо мной.
– Это значит, что ты делаешь только то, что я тебе говорю. Тогда, когда я тебе говорю. И как я тебе говорю.
Я обернулась посмотреть, не шутит ли он. Нет, не шутит.
Да, конечно, я провернула глупость века. Самый дебильный поступок в моей жизни. Но не думает же он на полном серьёзе, что я теперь его? И, главное, кто? Человек. Любовница. Груша для битья.
Чую, последнее.
Наблюдаю за тем, как он закуривает сигарету по пути на