и отойди. Знать тебя не хочу. Стоять рядом противно.
— С Вороном не противно? — Демон начинает сатанеть на глазах. — Говори! Мечтаешь о нем? Ну?
— Не твое дело.
— Даже после нашего секса все еще хочешь Славича? Сравнила? Кто из нас лучше?
Достал такими вопросами. Выдираю руку и со всей дури залепляю звонкую пощечину.
Я не сказала ему, что не спала со Славой. Мы не успели. Точнее все, что смогла сделать поцеловать в шею. Я старалась, правда. Мне так хотелось забыться и броситься со скалы вниз. Своеобразно очиститься от мыслей о Барском. Выдавить больное желание из воспаленного отвергающего меня мужа. Хотелось поверить, что секс с Вороновым отмоет меня, как кожуру с фрукта снимет и заставит забыть.
Идиотка. Слилась, как только поняла, что не смогу. Отползла в угол дивана и просила дать мне пару минут, хотя уже тогда поняла, что ничего не будет. А потом раздался звонок в дверь.
— А ты с кем меня сравнил? С какой из? Лицемер. Что тебе нужно от меня, а? Ты замучил меня, слышишь? Ты слышишь или совсем наплевать на все?
— Слышу!
Последнее слово звучит с удивительными нотками. Было бы все по-другому у нас, подумала бы что искренне жалеет о чем-то, но в нашей псевдо-семье все призрачно и ложно. Поэтому списываю эфемерность восприятия на волнение и раздражение.
Секунда.
Его губы накрывают мои и начинается предсказуемая вакханалия. Он пользуется мгновениями моей растерянности. Язык Барского атакует самым наглым образом.
Растущие впечатления сшибают ураганной волной. Я все еще противостою ему, вырываюсь и пытаюсь вытолкнуть язык Давида, но все бесполезно. Муж сильнее. Он сродни Атланту. Крепок, всесилен. Меня швыряет из состояния дичайшей лютой злобы в бушующие бурные волны грешного удовольствия.
Барский смешивает внутри меня безумный коктейль. Никого так не хотелось убить и любить одновременно. Каждый раз почти выныриваю со дна зависимости, но стоит ему совершить какое-то движение, как снова растет глубоко скрытое желание.
— Дай язык, — наркотически одуряюще урчит Давид. — Не вырывайся. Целуй меня, Дин.
Только на минуточку поддаюсь и ответно целую.
Нет-нет. Просто чтобы отстал.
Да… Только за этим.
Одуряюще долго Давид вылизывает мой рот. Пьет меня, пожирает. Он жадный. Наглый и напористый. Человек, привыкший брать. Рвать. Хватать без спросу. Его руки везде. Гладят, обнимают, сжимают. До боли, до изнеможения. До дрожи.
— Хватит, — отталкиваю Давида. Он сдавленно смеется и качает головой. Вместо всего толкается бедрами. Крепкий стояк шпарит. Вздрагиваю. — Не буду.
— Будешь, Дин.
— Я не могу.
— Почему?
Сказать или нет? К черту. Стесняться нечего.
— У меня месячные.
— И что? Ты думаешь меня испугает твоя кровь?
Нет, он больной. Точно не в себе. Насколько знаю процент мужчин, что готовы заниматься сексом с женщиной во время менструации минимален. Неужели Давид входит в число этих извращенцев? Это же против их правил. Мужчины вообще избегают всего, что связано с кровью. Операция, менструация, роды и все такое. Он что не из их числа? Не может быть. Давид слишком принципиален. И брезглив.
— Я не готова.
Искренне выдыхаю. Если бы мы были близки и жили в обычном нормальном браке, то кровавый секс можно было пробовать, но мы не пасторальная семейка. Секс при месячных определенный уровень доверия и близости. А у нас что? Мы почти враги. Искры летят, того и смотри спалим все вокруг к чертовой бабушке.
— У тебя тампон? — настойчиво ведет рукой по белью.
Хочет убедиться сам, что там.
Еще немного и коснется. Точно ненормальный.
— Иди ты к дьяволу, Давид!
Смущаюсь так сильно, что щеки сгорают. Пекут настолько ужасно больно, что покрываюсь мелкой испариной. Он не посмеет. Я не соглашусь, не позволю. Немыслимо. Для меня его желание и вопросы откровеннее самого отвязного секса. Так нельзя. Табу. Кажется, если он все же настоит, то умру со стыда, как только посмотрит туда. Показать свою кровь я не готова.
Меня спасает настойчивая трель звонка в дверь. Кто-то пришел. Пользуюсь лазейкой и пока Давид идет открывать, сбегаю в свою комнату.
Погода за панорамными окнами офиса не радует. Грозовые тучи собираются все гуще. В далеке начинает сверкать молния. Угрюмо пялюсь на непогоду. Еще немного и она придет сюда. Невесело усмехаюсь.
Вот надо же! Даже природа ярко ощущает мое настроение. Отражает со стопроцентной отождествлённостью. Хмурюсь. День откровенное дерьмо. Отгребли на работе все. Даже моя преданная секретарша получила. Извиняться не хочется, сделаю это завтра. Зря наорал на Людмилу Георгиевну. Совесть гложет, но совсем немного. Премию ей выпишу и на том мучиться перестану.
В первый же день жена задерживается на работе по максимуму. Я же наоборот раньше сваливаю под удивленные взгляды сотрудников. Обычно сижу по последнего, но не сегодня. Зудит. Хочу ее забрать сам.
Бросив машину на парковке пафосной клиники, сдерживаю шаг. При моем статусе лететь как угорелому не по ранжиру. Глаз кругом много. Вальяжно шагаю, но на ступеньках не удерживаюсь и перемахиваю через две. Распахиваю дверь и ни на кого не глядя направляюсь к стойке.
Барская вежливо кивает, продолжая копаться в компьютере. Там что база необъемная? Что за срочность? Или Ворон в первый же день завалил работой?
— Ты закончила? Время шесть, — недовольно стучу.
Дина морщится, но выключает аппаратуру и берет сумку.
— Всего хорошего, Иван Карлович, — прощается у входа с охранником.
Тот улыбается ей в сто зубов и лопочет, что с нетерпением будет ждать ее завтра. Дергаю жену за локоть, тяну ее к выходу. Будет еще с замшелым пеньком расшаркиваться. Еще бы обниматься к нему бросилась. Но желающие попрощаться еще находятся. Что тут за рассадник доброжелательности?
— Потише, — шипит, как разбуженная гадюка. — У меня каблуки высокие.
— Обувать балетки нужно было. Не спотыкалась бы тогда.
— Спрошу тебя в следующий раз.
Едем молча. Дина, насупившись, копается в телефоне, а у меня клокочет внутри. Бешусь. Мало того, что растаскивает от того, что вырядилась как на подиум, так еще и очаровала всех. Нимфа, мать ее, лесная. Лыбились в след, чуть челюсти не вывернули.
Но это ладно, хрень собачья. Для кого наряжалась? Знаю, что для Ворона. Голову даю на отсечение, что терся около весь день. Только и теперь не пойму какого же черта его машины не оказалось на парковке. Зашел бы узнать к нему, как моя жена первый день отработала.
Ослабляю галстук, растягиваю. Дышать трудно. Воздух злостью сжигается. Задыхаюсь.
И не в этом причина тоже. Не в гребаном наряде.
Корячит, что запретить не смогу работать. Вышла
