уголка ее мозга, который за последний месяц стал на удивление аналитичным. Он раскладывал любые проблемы на составные части и преподносил ей с комментарием: «Перестань обманывать себя», а однажды посоветовал: «Расскажи тете Аджи», но она возмутилась: «Что? По-твоему, я сошла с ума?!» И этот непокорный островок уже начинал путать ее, потому что напоминал о себе с таким постоянством, как будто принадлежал другой личности. Иногда Грейс даже говорила себе: «Не обращай на него внимания». А однажды этот второй переполошил ее заявлением: «Знаешь, тетя Аджи была права Ему нужны не деньги, а вещи, которые на них можно купить. Посмотри, что он приобрел в последнее время: одежду для мальчиков-хористов, подушечки для моления, стулья для церковного холла, а сейчас он из кожи лезет вон, чтобы закончить сбор пятисот фунтов пожертвований на новую ширму. Я посмотрю…» – «Тссс! – мысленно предостерегала она, этот внутренний голос звучал как бы эхом слов ее покойного отца. – Тссс!»
– Чем займетесь во второй половине дня? – поинтересовался доктор.
– Я хотела прогуляться в районе холмов.
– Хорошая мысль. Чем выше поднимаешься, тем чище воздух. Походите подольше – до усталости. Как вы спите?
– Не очень хорошо.
– Я пришлю вам таблетки, примете их раза два-три. Знаете, сон – это привычка.
– Все привычка.
Купер был уже возле двери. В ответ на последние слова Грейс он обернулся, какое-то мгновение молча смотрел на нее, потом улыбнулся и кивнул:
– Вы правы. Даже наша жизнь – это совокупность различных привычек.
Когда доктор ушел, Грейс снова поднялась наверх, надела другие туфли и взяла пальто. Потом направилась в кладовую, находившуюся на противоположной стороне лестничной площадки. В этой комнате имелась дверь, выходившая на наружную лестницу. Лестница выполняла две функции: являлась запасным выходом на случай пожара и служила для доставки в дом фруктов. Отсюда, из задней части дома, можно было попасть во фруктовый сад. Накануне прошлой зимы Грейс под руководством Бена укутывала фруктовые деревья.
Проходя мимо теплицы, Грейс окликнула садовника. Тот подошел к двери, посмотрел на ее легкое пальто, затем перевел взгляд на небо и спросил:
– Вы идете на холмы, мэм?
– Да, Бен.
– Э… ну, тогда я на вашем месте не уходил бы далеко.
– Нет? – она удивленно посмотрела на Бена. – Но ведь такая хорошая погода!
– Да, да – сейчас. Через час или около того все изменится, – Бен указал на маленькую безобидную тучку, видневшуюся над вершинами деревьев, и добавил: – Это верный признак. Могу поспорить, что дождь начнется еще до того, как подойдет время вечернего чая.
– О, что ты такое говоришь, Бен.
– Да уж говорю. Так что будьте осторожны, мэм.
– Буду, Бен, но до чая я вернусь.
– Постарайтесь, мэм, постарайтесь, – старик кивнул и одарил Грейс улыбкой – по крайней мере, это считалось у него улыбкой.
Грейс вышла за калитку и через несколько минут оказалась в лесу. Она направилась по тропе, о которой узнала от Эндрю Макинтайра во время прогулки с тетей Аджи.
Странно, думала она иногда, что в тот день я встретила его дважды и всего дважды – за много дней, прошедших с тех пор.
Первый раз – на дороге за деревней. Он был не один. Аделаида Тул ехала на лошади, а Эндрю шел рядом, чуть выше по склону холма, так что их головы находились на одинаковом уровне. Оба выглядели молодыми, счастливыми и смеялись. Эта картина заставила ее почувствовать собственное одиночество, и не потому, что Аделаида и Эндрю выглядели счастливыми, а, как ни странно, из-за их молодости. Аделаида была одного с ней возраста, но в тот день Грейс казалась себе настолько старой, что могла бы сойти за ее мать: как раз накануне она плакала ночью до тех пор, пока не заснула. Аделаида весело поздоровалась с ней, но Эндрю Макинтайр не проронил ни слова, а только поклонился и придал лицу серьезное выражение – но только до тех пор, пока Грейс не отошла на некоторое расстояние, – их смех вскоре вновь донесся до нее.
Вторично она встретила его не более двух недель назад. С осени Грейс проходила мимо дома Макинтайров, по крайней мере, дюжину раз, но ни разу не увидела его обитателей, однако в тот день они все стояли снаружи и вглядывались во что-то на дороге – миссис Макинтайр, ее супруг и Эндрю. Когда Грейс приблизилась, она увидела, что это – собака со щенками. Картина совершенно отличалась от той, свидетелем которой она стала, проходя мимо дома в первый раз – сейчас мать и сын смеялись, глядя на проделки щенков, да и отец Эндрю тоже наблюдал за ними. Это был высокий человек, но он стоял, сильно согнувшись и опираясь на палку. Тело его как будто принадлежало старику, хотя, судя по лицу, ему было только за пятьдесят.
Ни мать Эндрю, ни он сам не представили Грейс главе семьи, и она, поздоровавшись и похвалив щенков, продолжала свой путь, чувствуя себя так, будто нарушила границы их собственности. Дорогой, которая проходила мимо их дома, они пользовались так, как будто это был их собственный сад; Грейс ощутила себя в положении человека, оказавшегося там без разрешения.
Тропа пошла вверх.
Пробираясь через лес, Грейс достигла дороги, покрытой кремниевой галькой. Здесь она в нерешительности остановилась, как и пару раз до этого, охваченная желанием осмотреть каменоломню, исследовать ее по-настоящему.
Ранее Грейс уже доходила до самого конца дороги – там находился отгороженный колючей проволокой большой кратер, оставшийся после разработок. Дождевая вода, собравшаяся в нем за многие годы, была черной и страшной, и это всегда останавливало Грейс, которая с безрассудной смелостью хотела обойти яму по периметру или даже просто выяснить, можно ли там пройти – с дороги не было видно ни малейших признаков тропинки. Однако уже во время первого своего посещения она заметила, что к каменоломне кто-то подходил: проволока в одном месте была пригнута к земле.
И вот она снова стояла перед проволокой. «Где прошел один человек, сможет пройти и другой.» Эта мысль даже не успела окончательно сформулироваться в ее мозгу, как Грейс, пригнувшись, уже пролезла через ограждение.
Преодолев его, она остановилась.
Ею овладело странное чувство – по эту сторону проволоки все казалось совершенно другим, как будто каменоломня была обособлена от леса. Лес действовал успокаивающе, а здесь, всего лишь через несколько шагов, Грейс почувствовала прилив беспокойства, даже страха.
Она уже наполовину обернулась к заграждению, намереваясь возвратиться, но затем пробормотала: «Не будь такой глупой» – и удивленная звуком собственного голоса, закрыла глаза и улыбнулась.
Подойти
