– А ты помнишь, Калинин сказал, что он отдал Андрею коньяк?
Женя молчала, ее губки сжались.
– Видимо, это та самая бутылка и была, – продолжил мысль я.
Женя вскинула голову:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Получается, что Калинин специально дал бутылку с ядом своему помощнику.
– Нет! – неожиданно резко ответила Женя.
– Ты что-нибудь знаешь?
Женя ответила после долгого молчания:
– Юрий не мог этого сделать.
– А какие у них были отношения?
– Нормальные. Даже дружеские. Они вместе три года работали. Юрий покровительствовал Андрею. Я знаю, что он во многом ему помог. По бытовым вопросам и по-человечески.
– Да, ситуация… Все-таки кто-то впрыснул в бутылку яд. Ты не помнишь, во сколько улетел Калинин и во сколько к тебе пришел Воробьев? – Я сознательно называл их по фамилиям. Мне не нравилось, как Женя произносила имена этих мужчин.
– Я не хочу больше об этом. Ты выбросишь портфель?
– Да, конечно, – я протянул руку, открыл замочек. В портфеле оказалась одна объемистая папка, завязанная тесемочками.
Женя двинулась к выходу. Около двери она остановилась и вопросительно взглянула на меня:
– Мне пора спать.
Это прозвучало как «До свиданья».
– А может… мне остаться?
Она молча покачала головой. Я подошел к ней, попытался обнять. Она выскользнула.
– Когда мы с тобой встретимся? – спросил я.
– Тиша, зачем я тебе? У тебя еще будут другие девушки… Лучше.
– Женя, ты самая…
– От меня одни неприятности.
– Женя…
– Не надо, Тиша. Иди.
– Женя. Ну… в следующий раз все будет по-другому.
– Иди, Тиша, уже поздно.
Я вздохнул и наклонился, чтобы ее поцеловать. Она подставила щеку.
Я медленно плелся знакомой дорогой в общагу. Я чувствовал себя как студент, не сдавший экзамен, которому объявили, что пересдачи не будет и он отчислен. На полпути ко мне пристала дворняга и молча трусила сзади. Наверно, своим видом я напоминал побитую собаку, и она признала во мне родственную душу. Так мы и пришли к общежитию унылой парой. Я посмотрел в морду упрямой попутчице и с удивлением признал в ней Шавку с пляжа.
– О, да это ты, Шавка! Опять колбаски захотела? – Я посмотрел в умные глаза мохнатой собаки. – Стой здесь, под окном. Сейчас тебя чем-нибудь угощу. Поняла?
Шавка покорно села и задрала морду.
Я вбежал в комнату и метнул портфель на кровать. В дороге я совсем о нем забыл и только сейчас вспомнил, что обещал от него избавиться.
– Кончай шуметь, полуночник, – лениво проворчал Сашка Евтушенко. Он лежал в кровати и читал какой-то учебник.
– У нас жратва есть? – крикнул я, игнорируя замечание.
– Печенье и чай.
– Печенье не пойдет. Нужна колбаса.
Я открыл окно. Шавка сидела на прежнем месте. Если собаки умеют улыбаться, то, увидев меня, она так и сделала, радостно продемонстрировав все свои зубы.
– Зачем тебе? До утра подождать не можешь?
– Не мне, а ей. Я обещал.
Сашка в трусах подошел к окну, посмотрел на бездомную псину:
– Придумаешь тоже…
– Слушай, а у девчонок наверняка колбаса есть.
– Они запасливые, – согласился Сашка.
– Схожу-ка я к Карповой.
– Да она уже спит.
– Разбужу! – Я ринулся к двери.
– Погоди, – остановил меня Евтушенко. – Лучше я. Я пристально взглянул на друга:
– Это верно. В позднее время надо принимать только близких людей. Ты ей скажи, что это для нас.
Через несколько минут Шавка быстро заглотала три больших ломтя полукопченой колбасы. Ее подобревшие глаза продолжали с надеждой пялиться на меня.
– Прости! Всё! – крикнул я. – Дальше сама крутись. Шавка понимающе потупила морду.
– Что ты с собой приволок? – спросил Сашка, когда я прикрыл окно.
– Портфель нашего покойника.
– Зачем? Ты с ума сошел! Это же улика!
– Честно говоря, хотел выбросить по дороге, да забыл.
– Ох, и вляпаемся мы с тобой.
– Ложись. Все нормально. Там какие-то бумаги, я почитаю, а завтра разорву и выкину.
– У нее взял? – Да.
– Сама дала?
– Да. Ты чем-то недоволен?
– А вдруг она нас хочет подставить? «Волга» уже на подозрении, зажим для галстука нашли, а тут – такая улика в придачу! Обнаружат – не отвертимся!
– Ага! Сейчас заявятся опера с обыском и арестуют нас. Вспомни, как ты со «скорой помощью» психанул. Кстати, ко мне приходила…
Я хотел рассказать про визит следователя, но осекся на полуслове. Лучше не нагнетать страсти.
– Кто приходил? Куда?
– Ерунда, это мелочи. Ты лучше скажи, где так долго с Карповой пропадал?
– Где, где. Гуляли. Я же не спрашиваю, откуда ты среди ночи возвращаешься.
– Сам догадался.
– Вот-вот! Сегодня никого вывозить не потребовалось? Трупов новых нет?
– Да ну тебя!
Я вывалил содержимое портфеля на кровать. Выпала одинокая зеленая папка. Пальцы расшнуровали тесемки, ворох бумаг рассыпался по полу.
И тут в дверь постучали. Требовательно. Настойчиво. Казалось, если мы не откроем, дверь взломают.
Мы с Сашкой переглянулись.
– Прячь, – зашипел он.
Я сунул портфель под матрац и кинулся собирать бумаги. Листки не хотели складываться в торопливых пальцах и постоянно выскальзывали.
Стук в дверь повторился. Я сдернул с кровати покрывало и расстелил его на полу поверх бумаг.
– Садись в позу лотоса и занимайся йогой, – показал я Сашке на покрывало, а сам двинулся к двери, громко ворча: – Ну, кто там еще? Спать не дают!
Рука как можно медленнее повернула ручку замка. Вместе с открывающейся дверью я разевал рот для огромного демонстративного зевка. На пороге в тапочках и домашнем халате стояла Карпова.
– Это я, мальчики. У нас еще есть молоко и пряники. Вот! – Она протянула стеклянную бутыль молока и пакет с пряниками.
Я смотрел на нее, как на слабоумную.
– Вы же есть хотели, – непонимающе вопрошала она, протискивая голову рядом с моим плечом. При виде Евтушенко удивление на ее лице удвоилось: – А Саша что делает?
– Ну что ты, Карпова, всюду нос суешь? – Я выхватил у нее продукты: – Спасибо за молочко. Лет пять его не пил. Я твой вечный должник. А Саша настраивает организм на благоприятное сновидение.
– Чего? – Ее лицо еще больше вытянулось.
– Чего, чего? Тебя он во сне увидеть хочет. Вот чего!
На пухленьком личике медленно, как проколотый желток по яичнице, расплылась круглая улыбка:
– Правда?
– Угу, – от души кивнул я. – Ну все, не мешай, а то сорвется.
Я почти вытолкнул ее и закрыл дверь. Сашка встал, его лицо портила гримаса досады:
– Я не слишком глупо выглядел?
– Нормально. Необычность притягивает девушек, – заверил я друга.
Мы разложили на столе бумаги и попытались их рассортировать.
