Комната давала полное представление о ее хозяйке. За время службы в магазине Монти сумел внести большую упорядоченность в работу отдела, однако Сондо отстояла свое право на безалаберность. Она являлась классным специалистом и довольствовалась маленьким жалованьем, поэтому разумнее было оставить ее в покое.
Мало кому удавалось командовать Сондо. Она как кошка, гуляла сама по себе, делала то, что считала нужным, и имела взрывной темперамент. Наталкиваясь на противодействие, она готова была смести все на своем пути. Даже Оуэн Гарднер ее побаивался, и я могла бы припомнить не один случай, когда Сондо, прибегнув к защите Монти, заставляла отступить самого начальника отдела высокой моды.
— Ты сказала, что хочешь меня видеть, — напомнила я Сондо. — Выяснила что-нибудь новенькое?
— Никаких новостей, — ответила она. — Наш друг Геринг околачивался здесь все утро и прожужжал мне уши рассказами о своей фотографической памяти. Бьюсь об заклад, что он прав и Крис вообще не приходила на третий этаж. Геринг запечатлел в своей пресловутой памяти прилавок парфюмерного отдела, пока шел допрос вчера вечером, и сумел перечислить названия всех флакончиков, баночек и пудрениц, выставленных на витрине. Притом по порядку, как они там стояли. Поэтому я и решила, что Крис темнит.
— Зачем ей это нужно? — спросила я.
— Знаешь что, — гнула свое Сондо, — нечего делать из меня дурочку. Я общалась с Монти достаточно тесно, чтобы кое-что понять. Он не любил Крис. Да и что привлекательного мог он в ней найти? Большая неуклюжая девочка, симпатичная, но пустая и безмозглая.
— Что ты на нее так взъелась? — возмутилась я. Сондо села на верхнюю ступеньку стремянки и ткнула в мою сторону кистью.
— Как только ты можешь изображать достоинство и благородство по отношению к женщине, которая исподтишка умыкнула у тебя жениха? Да я бы на твоем месте от одного ее вида…
— Если ты собиралась поговорить со мной только об этом, — оборвала ее я, — тогда я пошла.
Елена тем временем рассматривала рисунок, лежавший на чертежном столике Сондо; она подержала его в руках, затем перевернула и положила обратно, ни сказав ни слова.
Сондо спохватилась.
— Нет, я собиралась с тобой поговорить не только об этом. Я считаю, что сейчас самое время узнать правду об их браке. Слабоумные копы никогда до нее не докопаются. Монти был сам не свой перед женитьбой, и, если нам удастся выяснить, что его тревожило, мы получим в руки ключ ко всему делу. А завладев ключом…
Я взглянула на Сондо снизу вверх. На ее уродливом маленьком личике появилось такое мстительное выражение, что я обомлела. В моем мозгу промелькнула догадка, но, прежде чем я успела се сформулировать, Елена произнесла:
— Значит, ты тоже принадлежишь к числу женщин, любивших Монти. — Это даже был не вопрос, а констатация факта.
Сондо восприняла сказанное крайне болезненно.
— Не будь идиоткой, — огрызнулась она и яростно заработала кистью.
Мне снова стало не по себе. Для меня не было секретом, что Монти пользовался успехом у женщин; кроме того, я догадывалась, что он находил удовольствие в сознательном обольщении тех, к кому не испытывал никаких чувств. А Сондо, что там ни говори, была женщиной. Но если Монти так поступил — а он должен был понимать, на что идет, — то…
Я повернулась к двери и увидела стоявшую на пороге Карлу Дрейк. Трудно сказать, давно ли она там находилась и какую часть нашего разговора могла услышать. На ней был великолепно скроенный зеленовато-голубой костюм, подчеркивавший достаточно округлые линии ее фигуры и выгодно оттенявший белизну ее кожи и серебристые волосы. В ее облике было нечто, заставлявшее усомниться в том, что Карла реальная женщина из плоти и крови.
Она вошла в комнату как сомнамбула; как будто она никого из нас даже не заметила, направившись прямо к граммофону. Рядом с ним стояла какая-то коробка, и Карла уселась на нее, сложив свои изящные руки на обтянутых юбкой коленях. Ее голова запрокинулась назад, серебристые волосы свесились ниже плеч, в глазах застыло выражение мечтательной отрешенности.
Сондо посмотрела на нее сверху и резко распорядилась:
— Карла, выключи граммофон!
Манекенщица не выказала никаких признаков того, что услышала требование хозяйки кабинета; она всем своим существом погрузилась в звучание мягкого баритона.
Не вернутся любви мгновенья,
поверь мне, милый,
Но меня уносят в ее владенья
с волшебной силой
Эти звуки. Станцуем наш бегуэн.
Сондо положила кисть и спустилась со стремянки. Она пересекла комнату тремя кошачьими прыжками и сняла иголку с пластинки. Карла вздрогнула и начала выходить из транса.
Ее глаза были намного старше, чем сохранившее молодость лицо. Я заметила это только теперь.
Глаза манекенщицы свидетельствовали о трагическом прошлом.
Но сейчас они наполнились слезами, и она с печалью в голосе обратилась к Сондо:
— Ты не можешь понять. Эта песня, ее мелодия… Она пробуждает во мне чудесные воспоминая. И ты сама сказала, что я могу приходить сюда и слушать ее в любое время.
— Беда в том, что ты от нее пьянеешь, — сказала ей Сондо. — Ты должна научиться слушать музыку, не утопая в ней. Как я, например. Но ты от нее просто хмелеешь, как Тони от ликера.
— Кто это хмелеет? — В дверях появился Тони собственной персоной. Он вошел в комнату, неся в руках такой же граммофон, какой был у Сондо. Поставив его на стол, Тони попросил:
— Сондо, дай мне одну из твоих пластинок. Только не это чертово "Болеро". Хочу испытать приспособление, которое Билл Зорн смастерил для витрины. А то в нем что-то испортилось.
Карла поднялась с коробки, и Тони уставился на нее.
— Что ты здесь делаешь? — осведомился он. — Тебя ждут в кабинете Монти, чтобы снять опечатки пальцев.
Манекенщица плавно двинулась к двери.
— Я знаю. Просто, проходя мимо, я услышала музыку и… — Она замолчала и повернулась к Тони. — Им удалось что-нибудь выяснить? Я имею в виду… о нем.
— Не знаю, — ответил Тони. — Полицейские не допускают утечки информации. Если там есть чем утекать.
— Конечно, это не имеет значения, — задумчиво проговорила Карла. — Ничего нельзя изменить. Все написано на небесах, и предначертанное неминуемо свершится.
Елена, стоя у стола, рассматривала свою ладонь и Карла обратилась к ней:
— Как ваша рука, мисс Фарнхем?
Елена несколько раз сжала ладонь в кулак и разжала ее.
— Немного побаливает. Но это пройдет.
— Мне так жаль, что я вас оцарапала, — сказала Карла. — Я бываю ужасно неуклюжей.
