потока другой, более значимой для него корреспонденции, то он изучал в первую очередь письма с банка, письма новаторов революционных идей в технологии станкостроения, проката труб. И большую часть времени его найти можно было в конструкторском бюро при заводе, на бирже или в полиции. Что же касается его собственного дома, то слуги, так же, как и у баронессы фон Газейштарт, чувствовали себя вольготно и свободно. Граф с юных лет держал обслуживающий персонал, набранный еще после свадьбы его любимой женой, они с ним состарились, некоторые в его доме и умирали от старости или болезни и это был естественный ход событий. Графу и в голову никогда не приходила мысль контролировать порядок у себя в доме, он в нем только жил и считался его владельцем. Каждая служанка в доме была по давности лет всегда родной и хорошо знакомой. А они никогда не слышали упреков, выговоров, претензий. И они любили своего хозяина. Для таких работников, борьба, которая зачастую вспыхивала внутри Венгерского королевства, была чем-то далеким, удивительным и не понятным. Они не желали менять свой тихий, устоявшийся мирок. Этот мир переворачивался с ног на голову редко и быстротечно. Это, когда родной отпрыск хозяина появлялся на пороге отцовского дома и по большей части не в трезвом состоянии. Все с пониманием набирались по больше терпения и ждали тот момент, когда экипаж столь нервного и высокомерного человеческого создания удалиться за ворота их имения. Они даже считали, больше, чем хозяйский сын, этот дом родным и дорогим.
Анни с Хелен не повезло. В этот вечер отпрыск графа был дома и успокаивал нервы после короткой стычки с родным отцом. Он сидел за огромным столом, накрытым толстым зеленым сукном и тупо смотрел на маятник сувенира, сделанного из серебра, стоявший в центре стола. Мысли пытались решить проблему отсутствия денег. Но только сплошной хаос и этот двигающийся маятник из стороны в сторону присутствовали в сознанье. Ни одной здравой мысли нельзя было найти даже в потаенных закоулках головного мозга.
Слуг в доме было вообще мало. Камеристка доложила о визите Анны Милешевской и Хелен фон Хевеши.
Девушки вошли в просторную комнату и наткнулись на раздраженный чем-то взгляд молодого человека. Злобные бусинки впились в гостей и забегали, нервно изучая их. Анни ему была знакома. Он её ненавидел, впрочем, как и многих молодых красивых девушек, которые не испытывали трепета в его присутствии.
Резким движением он вскочил со стула и порывисто пошел к ним навстречу. Анни даже первым порывом было развернуться и убежать. Но это выглядело бы неучтиво.
— А, моя знакомая побирушка — громко произнес он и жестко взял Анни за запястье, поднес к своим губам, имитируя подобие поцелуя. Но губами он так и не коснулся.
— Ваше сиятельство, вы, как всегда, в депрессии — промолвила девушка серьезно — Не светит для вас солнце и птицы не поют. И нет душевных сил и фантазии не хватает вспомнить хоть одно доброе слово. — отпарировала.
Его маленькие глазки прищурились, и он нервно отпихнул её запястье от себя. Взгляд плавно поплыл на Хелен. Ее он не знал. Та от всего слышанного слегка растерялась, но потом спешно присела в легком реверансе и представилась.
Он отрапортовал свое имя. Частичка «фон» четко сказала ему, что эта дама высшего сословия. В отношении её он поостерегся отпускать пошлые выражения. Даже учтиво улыбнулся. И опять впился своими глазками в лицо Анни.
— Да, успокойтесь, Милешевская. Мой батюшка сейчас компенсирует вам недостаток добрых слов, если вы в них нуждаетесь. А меня увольте, чтобы я еще перед всяким отребьем расшаркивался.
У Анни был порыв возразить ему:
— Я не простолюдинка, — но она тут же передумала. Это совершенно бесполезно.
Граф спешно вышел к ним из соседнего кабинета и тут же жестом предложил сесть на тахту из бархатного сукна на кривых ножках. Вскоре был подан чай и печенье.
— Анни, я очень рад вашему визиту. Сам все хотел вас навестить, но, у меня сейчас возникло столько проблем и новых непредвиденных обстоятельств! Не смог. Все держу это в голове, но не успеваю.
Граф был шатен, с пышной шевелюрой, уже седеющих у висков волос. Но лицо умного, проницательного, добродушного человека. Среднего роста, но в отличной форме. Он всегда очень нравился Хелен. Ее отец был в приятельских отношениях с графом. Речь у графа была быстрая, спешная, но и четкая. Анни сразу стала его благодарить за материальную помощь, чем вызвала у хозяина дома смущение и даже удивление. Он развел руками и произнес с недоумением:
— Мне стыдно, я действительно сейчас пребываю в повышенном темпе жизни и упускаю, что моя дорогая подопечная учиться и учиться успешно — он вздохнул и отвернулся — тихо добавив — Чего, не могу сказать про своего родного сына —, повернулся, — но я не оказывал никакой помощи, Анни.
Анни не поняла ответа. Стала бегло перебирать все произошедшие события за последнее время. А граф поспешил поинтересоваться:
— Дорогая моя, мы когда-то с тобой уже разговаривали на эту тему. Если у тебя возникают затруднения, ты сразу приходишь ко мне. Анни, ты нуждаешься сейчас в чем-либо?
Анни отрицательно покачала головой:
— Нет, граф. Пока нет.
Сын графа давно исчез из поля зрения и совсем из комнаты, что разрядило атмосферу. Граф с утра уже был расстроен очередным инцидентом со своим взрослым сыном. Но визит девушек был для него как бальзам на рану. Анни сама почти никогда не приходила. Граф сам навещал её у тетушки дома или заставал на ипподроме.
— Что в твоей молодой жизни нового?
Анни всплеснула радостно руками:
— Ваше сиятельство, ну вы же знаете, для меня такая радость. Ангел пришел первым на скачках в воскресенье!
— Да? — это была новость. Граф сам не играл. Ипподром принадлежал ему, но в его дела на данный момент он не вникал.
— Анни. Это превосходно, это чудесно! Я знаю, как вам дорога эта лошадь! Я, признаться, не знал об этом. У меня сейчас на заводе столько перемен!
Он стал с чашечкой чая ходить из стороны в сторону.
— Это приятная новость, среди всех других. А вы, — он остановился