— Рост?
— Пожалуй, с меня ростом. И ходит в джинсах! Когда я играла ее…
— Не понял! — Павел Прокофьевич с удивлением посмотрел на актрису. — Вы играли ее? Когда и где? О ней что — пьесу написали?
— Да нет же. Я пыталась войти в образ одной из подозреваемых, чтобы понять: могла ли эта женщина убить. Из моего рассказа вы должны помнить, как Валентина заявилась в то время, как у Шиманских был следователь Кронин. Вот тогда девочка и обвинила ее в убийстве своей мачехи.
— Я помню этот эпизод.
— Ну а потом… Я вам этого не рассказала… Мы с Крониным решили зайти ко мне и поболтать. Ну, то есть он, разумеется, надеялся выпытать что-нибудь еще у меня, а я — у него. И тут мне в голову пришла мысль о том, что прежде всего нам необходимо понять — способен ли вообще человек в каком бы то ни было состоянии убить другого человека. А как узнать это? Как залезть ему в душу? Я решила войти в ее образ.
— Н-да-а… любопытно. Ну и чем кончился эксперимент?
— Я… То есть Валентина… То есть я в образе Валентины банально разревелась. Вряд ли она способна на убийство — так мы поняли. Виктор Петрович же, который подыграл мне за Шиманского, был, напротив, спокоен, хладнокровен и циничен. Импровизация нам удалась настолько, что я, пожалуй, и сама не ожидала.
— Так эту самую импровизацию с вами еще и следователь прокуратуры разыгрывал?! Ну, знаете!..
— И что? Я спрашиваю вас: что тут такого? Может быть, это метод будущего? И слава Богу, что Кронин оказался неординарно мыслящим человеком! Мы привыкли к тому, что следствие проводят люди, зажатые в определенных рамках…
— Рамках закона! Это так, между прочим, реплика в сторону, как говорится. Продолжайте, прошу вас!
— Вы невозможный человек! Вы — чинодрал!
— Что-что?!
— Ничего! Я разрываю наш контракт! Мы не сотрудники! С таким, узким сознанием не следует браться за изобретение вечного двигателя. В лучшем случае изобретете какой-нибудь давно изобретенный велосипед.
— Посмотрим!
— И смотреть не хочу. Я вас сегодня вижу в первый и в последний раз. Прощайте!
— Н-да. Ну что же… Прощайте. Жаль, конечно. Я-то хотел вам предложить сыграть со мной какую-нибудь импровизированную сценку. Я с удовольствием бы подыграл вам. Но если вы так ставите вопрос…
Павел Прокофьевич встал и сделал вид, что уходит.
— О-о! Подождите! — поспешно воскликнула актриса. — Что же вы сразу не сказали? Я ведь подумала, что вы смеетесь надо мной!
— Помилуйте! Как можно?!
— Хорошо. Меня интересует один мало изученный персонаж. Я имею в виду содержательницу притона, Светлану.
Все остальные гости были так… антуражем. Массовкой. А заправляла всем она. Вы не согласны?
— Продолжайте, продолжайте. Это весьма любопытно. — Павел Прокофьевич вдруг сделался очень серьезным. — В этом ракурсе я не рассматривал данную общность человеческих особей.
— Я записала их фамилии и место работы.
Елена Ивановна убежала куда-то и через несколько мгновений явилась вновь с листком бумаги в руках.
— Гудков Сергей Михайлович, — начала она читать, — это любовник погибшей. Светлана выдала их на той злосчастной вечеринке. Он — менеджер в агентстве недвижимости. Далее. Сами Шиманские. Затем — Лепницкие, хозяева дачи, еще там были супруги Большаковы. Он — заместитель директора ресторана «Турист», она — домохозяйка. И Додиковы — Семен Степанович и Вера Витальевна. Он — хозяин казино «Орест» на Старопанской улице. Она опять же домохозяйка. Вот такой, как говорится, контингент.
— И все участвовали в оргии?
— Естественно. Все, кроме Светланы. Она координировала их передвижения и составляла пары во время каждой вечеринки. И одна она только знала, кто с кем уходит на… свидание.
— Понятно. А что, разве они не могли подсмотреть, кто их партнер или партнерша?
— Исключено. Во-первых, в помещениях было, конечно же, темно, плюс к этому глаза у них завязаны, а во-вторых, зачем им это нужно? В том-то и заключался смысл данного действа, чтоб изменить, не зная, с кем. Тогда как будто и измены не было. Так, пошутили, пошалили — и разошлись.
— Пока не дошутились до убийства.
— Вот именно. Так вот. В этом списке интерес представляют только Шиманский, затем Гудков — он был ее любовником, а значит, у него могли быть и какие-то причины личного характера. Мало ли что бывает в таких случаях: ревность, обида… Ну и так далее. И вот еще Светлана.
— А парнишка?
— Вопрос о нем пока отложим.
— «А был ли мальчик?!»
— Да. Вот именно. А Светлана была. И сыграла роковую роль в жизни Алины. Я не могу не связывать спровоцированный ею скандал и убийство. Слишком уж близко по времени они расположены. Буквально через день после скандала и последующей драки Алину зверски убивают. Не верю я в такие совпадения.
— И вы хотите…
— И я хочу ее понять. Зачем ей нужен был скандал в семье Шиманских? Почему в дневнике Алина пишет, что Светлана завидует ей? Если, как говорят, она красива и успешна в карьере и деньгах, если Алина явно ей проигрывала по всем параметрам, то откуда вдруг зависть? Неужто только оттого, что мужчины сначала вокруг нее совершали пируэты, а потом на Алину переключались? Но это же объяснимо. Алина была чувственной, земной какой-то. А Светлана, по всей вероятности, казалась более холодной и недоступной. Но, как умная женщина, она должна была только гордиться этим. А она нервничала и завидовала. И предала подругу. Они были подругами, это ясно, судя по записям Алины.
— Может, какие-то секреты?..
— Может быть. Вот я и хочу…
— Сыграть Светлану?
— Да.
— Но вы ведь никогда ее не видели!
— Если бы я могла узнать, кто пользуется этими горько-пряными духами!.. И кому может принадлежать тончайший и белейший кружевной платочек… Если бы я могла узнать!.. Тогда бы я могла понять, на что способна эта женщина!
Виктор Петрович допросил всех участников сомнительной вечеринки. После беседы с мадам Лепницкой он решил вызвать их в прокуратуру. Но, однако, Лепницкая и здесь вела себя нагло и вызывающе.
— Сильная натура, — думал следователь, глядя, как она смотрит в упор на него своими черными цыганскими глазами.
Лепницкая явилась на допрос в черном брючном костюме из плотного шелка, в длинном черном плаще с белым кашне. Он не помог ей снять плащ, всем своим видом показывая, что не намерен тут ухаживать за ней и потакать ее гордыне. Буркнул только:
— Садитесь.
И указал на стул перед собой. Затем включил диктофон, достал чистый лист протокола и стал неспешно заполнять, спрашивая безразличным тоном ее данные. Обо всем об этом он уже спрашивал во время беседы в ее кабинете, но Лепницкая не возмутилась повторным опросом. Спокойно, четко, хрипловатым низким голосом ответила и замолчала, усмехаясь.
— Меня интересует ваше мнение, Лидия Васильевна, — начал Кронин, — вы много общались с погибшей и, вероятно, знали о ее проблемах. Была ли среди них такая, из-за которой наступила столь печальная развязка?
— Была, конечно. Ведь ее убили.
— Но вы не знаете, что это за проблема?
— Не знаю.
— Давно вы видели Светлану Федоровну Прибыткову?
— Давно.
— Когда в последний раз?
— Пятого мая.
— В день убийства?
— Если убийство было совершено пятого мая, то в день убийства.
— Шиманские уехали третьего?
— В ночь с третьего на четвертое. Было уже довольно поздно.
— Они уехали сразу после драки?
— Нет. Алина еще уходила куда-то.
— Одна?
— С Сергеем Гудковым.
— Куда они уходили?
— Не знаю. Я за ними не следила. Куда-то в кустики. Алина плакала, а он ее утешал.
— А что Шиманский делал в это время?
— А Шиманский возился с дочерью. Девочка проснулась от шума, спустилась вниз и стала плакать, разнимать дерущихся.
— Кто с кем дрался?
— Вначале Шиманский ударил Алину, потом Сергей ударил Евгения. Потом Евгений ударил Сергея. Потом их стали разнимать, и в конце концов все раскричались и разодрались.
