— Которая справку Алечке дала. Решил, может быть, нам что-нибудь еще от нее понадобится. — Молчание и опять его голос: — Она нужный человек, всегда пригодится.
— Она же ни с кем не знакома, — отвечаю я и, намочив полотенце, кладу его на грудь.
— Не знакома — познакомится. Очаровательная женщина, очень коммуникабельный человек.
«Господи, ну что за дурацкие идеи ему в голову приходят!» — раздражаюсь я.
— В некотором роде мы ей обязаны. Без нее бы не было свадьбы, — через дверь как бы оправдывается муж.
Я вся покрываюсь потом, и тут же меня охватывает озноб.
— Что ты там застряла? — сердится Михаил.
— Принимаю душ, — открыв краны, кричу я, и действительно раздеваюсь.
Гости тянутся очень недружно. Пришедших сразу усаживаю за стол, разместиться больше все равно негде. Пока все не собрались, принесла альбом, показываю фотографии с английской свадьбы. Альбом передают друг другу, спрашивают, кто есть кто.
— Это отец жениха, — объясняю я, — это мать. А это я.
В вечернем туалете меня никто не узнает. Я бегу в соседнюю комнату и надеваю свое длинное платье, как это я не догадалась сразу? Выхожу к гостям. Те ахают.
Не дождавшись всех, разливаем шампанское. Тост за меня.
Залпом выпиваю фужер и неожиданно выпаливаю новость:
— Скоро у нас с Мишей будет ребенок.
Все переглядываются, воспринимая это как шутку. Миша просит повторить.
Шампанское ударяет в голову и в порыве чувств к новому существу, которое уже во мне, принимаю решение, навсегда забыть английское приключение, возвратиться в лоно семьи. Твердо повторяю это про себя.
— У тебя что-то подгорело на кухне, — слышу я голос Миши. Он морщит нос и выходит.
Шурша вечерним нарядом и стараясь не зацепить расставленные на столе тарелки, я через гостей пробираюсь следом.
— Что ты такое несешь? — неожиданно зло набрасывается на меня муж.
Он никогда не был так груб со мной.
— Я сказала… сказала… — Бросаю взгляд на плиту, что же там подгорело? Плита чистая. На ней ничего нет. Значит, Михаил специально позвал меня в кухню, чтобы я подтвердила.
— Я беременна, — говорю излишне робко, за что сержусь на себя.
— От кого? — Он смотрит на меня в упор. Чужой голос, и Михаил совсем чужой.
Я опускаю глаза вниз, на свой живот, затем на свое шикарное длинное платье. Ощущаю себя в нем королевой, несмотря на шестиметровую кухню.
— Еще не знаю, от кого, — гордо заявляю я.
— Спасибо, что не врешь, — отрезает он и, сделав усилие над собой, выдавливает из себя такое, от чего подкашиваются ноги: — Я никогда тебе не говорил, но от меня никто не может иметь детей.
Я просто не верю своим ушам и наконец соображаю, что муж говорит правду. Я прожила с ним почти пятнадцать лет, не беспокоясь о последствиях и не предохраняясь, а что самое интересное, не задумываясь об этом. Вообще-то у меня никогда не было желания заводить второго ребенка. А если честно, вообще не приходило в голову рожать от Михаила.
Звонок в дверь прерывает наш диалог. Я резко поворачиваюсь, вечернее платье зацепилось за табурет, и тот с грохотом падает. Иду открывать дверь.
На пороге стоит высокая худощавая блондинка, этакая в стиле «ретро», почти Марлен Дитрих. Светлые волосы крупной волной уложены по щеке на бок. В руках она держит букетик цветов.
Слово «поздравляю» застревает у нее в горле. Вместо этого она как-то странно начинает пятиться назад. На площадке, как всегда, темень, свет не горит. Я всматриваюсь в ее черты. Наверное, у меня глюки.
Миша подскакивает сзади, и сладко-притворным голосом лепечет:
— Познакомься, это…
— Шурочка!? — обалдеваю я и медленно оседаю.
— Сейчас или никогда, — я прижимаю к уху трубку телефона-автомата и шепчу под заунывно-длинные гудки: — Подойди, ну пожалуйста, подойти… — Глаза застилают слезы обиды, как в юности, когда я застала лучшую подругу с моим любимым.
Миша, не выясняя отношений, увел Шурочку в комнату к гостям. Накинув плащ, я выскользнула за дверь. Ушла из собственного дома, тихо, по-английски.
Моя подруга снова перебежала мне дорогу, правда, не без моей помощи, как и в прошлый раз. Случилось это еще до знакомства с Николаем. Была ли она близка с Мишей? Зная Шурочку, можно ответить утвердительно. И ему она нравилась. Иначе он не пригласил бы ее в дом. Возможно, она настояла на этом.
Но в этот раз жизнь распорядилась по-другому. Я случайно встретила любовь, не детскую, в образе учителя физкультуры, а зрелую, в облике настоящего мужчины, судьба которого была схожа с моей. Помимо физического влечения у нас оказалось много общего, некая духовная связь. Внизу живота заныло. «Связь материализовалась, — подумала я, — но одно неправильное движение, и она, эта связь, лопнет».
Спокойный голос Николая на другом конце провода сразу осушил слезы:
— Слушаю.
— Это я… — Слова застревают где-то внутри. На нервной почве, не знаю, что сказать дальше.
— Слушаю, — словно не узнав меня, повторяет Николай сухим тоном, и в моей голове тревожно бьется: он не один, приехала жена или девочки?
— Получила твою записку, — невнятно бормочу я первое, что пришло в голову.
Невесть откуда появившийся дядька, в домашних тапочках и вытянутых на коленях тренировочных, знаками показывает, что ему нужно позвонить. Он маячит перед глазами у открытого автомата без кабины.
Я отворачиваюсь, с ностальгией вспоминая старые телефонные будки. Теперь дядька просто стоит над душой.
— Ты один? — задаю я глупейший вопрос.
— Один, — отвечает мне Николай.
Мне нужно ему многое рассказать, объяснить — не просто попросить разрешения приехать на вечер. «Вечер нам ни к чему, вечер мал, как песчинка», — лезет в голову шлягер моей юности.
— Давай побыстрее, — торопит мужчина и трогает меня за плечо.
Я смотрю на его тапки и догадываюсь, что он вышел из соседней пятиэтажки. От него разит спиртным, я злюсь, что в эти дома за столько лет так и не провели телефон. Теперь уже не проведут, потому что хрущевки сносят. Но мне нужно непременно договорить — ни карточки, ни жетона у меня больше нет. Иначе придется возвращаться домой. Я представляю лица гостей, Шурочки и мужа.
— Что ты молчишь? Что с тобой? — в голосе Николая тревога. — Я каждый вечер жду твоего звонка. — Тоска и нежность, с которой он произносит эти слова, надрывают мое сердце, и я всхлипываю.
— Жена рожает, дай позвонить, — снова встревает дядька. Я почему-то ему не верю. Он дышит в лицо перегаром, и чуть ли не силой пробует вырвать трубку.
От напряжения опять кружится голова, я вот-вот потеряю сознание:
