и у него было состояние подобное депрессии. Он отказывался нормально воспринимать происходящее и на какой-то момент настолько закрылся в себе, что перестал выходить на улицу и разговаривать дольше, чем пять минут. Перестал ездить в деревню, где жил дед.
Благодаря поступлению и каждодневной поддержке от Сени, Кирилл пришёл в себя. Это случилось в ноябре, когда выпал снег и припорошил могилу, словно одеялом.
Сеня склоняется, укладывая голову на плечо и вдыхая мятный запах. Всегда неизменный и такой сладкий, от которого начинается кружиться голова и становится жарко.
Кирилл продолжает грызть попкорн, пока Сеня окончательно погрузилась в воспоминания. Она начинает водить пальчиком по крепкому бицепсу, выводя незамысловатые узоры и вызывая мурашки по телу. Панова прикладывается губами к плечу, пока перед глазами проносится вспышка воспоминания, когда ей было шестнадцать.
Кирилл слегка пьяный и весёлый позвонил в одиннадцать, попросил встретиться и взять несколько вещей, потому что хотел, чтобы Сеня осталась у него на ночь. Пообещал, что утром отвезёт в школу.
Когда зашла в его комнату, сразу же повернулась и решила узнать, чем вызвана пьянка среди недели. Кирилл лишь отмахнулся, сказав, что у друга день рождение. Ложась спать, она внимательно следила за его расслабленными движениями. Когда глаза сомкнулись от усталости, к плечу прикоснулись тёплые губы. Борясь с дрожью в теле, Сеня не стала подавать виду, что не спит.
Утром и в течение всего времени с того дня, Панова ни разу не обмолвилась о том, что стала свидетелем проявленной нежности от Кирилла.
Такие ласковые чмоки становились чаще. Кирилл всегда прикасался губами к макушке и лбу, а потом дёргал уголки губ в улыбке.
Панова таяла.
Это одно из самых удивительных и нежных обращений, которые она только видела.
Многие готовы были биться головами, когда узнавали, что они просто друзья. Когда Кирилл забирал её со школы, когда утром любезно довозил, когда стоял с ней перед воротами — это всё походило на отношения. Дружеские исключительно. В это слабо верилось, учитывая, что все девочки, начиная с девятого класса, несколько раз в день уточняли одно и то же: «У Кирилла точно нет девушки?»
И Сеня всегда отвечала, что точно нет.
Жмётся теснее, чтобы грудь окончательно прикоснулась к руке, поудобнее устраивается на плече, скользя взглядом по его открытой из-под одеяла груди. Внутри клубок тепла разрастается и посылает нервные импульсы по телу до мурашек и лёгкого озноба. Почему так приятно лежать, касаться кожи и совсем не думать о том, что это чертовски не по-дружески?
Хочется задать сто и один вопрос, чтобы прийти к логическому выводу, но всё отходит на второй план, потому что желает довольствоваться настоящим.
Когда рука оказывается на оголённом бедре, Сеня лишь хихикает и прикрывает глаза, наслаждаясь тихим хрустом попкорна и оживлённым спором на телевизоре.
А внутри тихо и слабо ликует чёртов ангел, напевая мелодичную песню.
Глава 8. Неправильное решение
— Сень, ты в порядке? — спрашивает Даша, когда замечает, как Панова слишком медленно собирает лекции в рюкзак, уставившись куда-то перед собой. — Ты как зомби последнюю неделю.
Нет смысла врать и говорить, что всё в порядке, когда это не так. После ночёвки у Кирилла, куда она ворвалась с внезапной потребностью в поцелуях с ним, всё стало только хуже. Необъяснимая тяга к Дубровскому выражалась чересчур сильно, когда парень скрывался из вида или не отвечал дольше, чем несколько часов.
Может, несколько минут или даже секунд?
Тяжёлые вздохи болезненно сдавливали грудь, потому что видела, как Кирилл мнётся в курилке в компании той самый Алины, которая случайно касалась парня, пока они курили сигареты. Для Пановой казалось, что пятиминутный перекур длился бесконечность. И даже тот факт, что Дубровский оставался исключительно лучшим другом, никак не спасало и не отвлекало от тягостных мыслей, которые крутились вокруг поцелуев и непойми откуда взявшейся потребности в его касаниях, взглядах и… просто в том, чтобы он был рядом постоянно.
Проблемой становился и Григорьев, который продолжал писать смс-ки и ловить Сеню в коридорах университета, заманчиво приглашая в выходные куда-нибудь выбраться. Например, собраться небольшой компанией и сходить в бар, потому что студенты так должны делать. Ей не хотелось отказываться и расстраивать парня, поэтому тянула до последнего с решением, пока не поняла, что не может вот так просто взять и продинамить парня, от которого больше всего хотела внимания.
И почти неважно, что сейчас почти всецело переключилась на другого.
На того, вокруг которого витает аура запрета.
Вместо хорошего сна по ночам — веки готовы сомкнуться от усталости сразу, как голова прикасается к подушке — Сеня ворочается до самого утра, пытаясь устроиться поудобнее, но ничего не выходит. Плохо спит и ест, потому что это кажется нереальным мазохизмом над своим телом и душой.
Она вся в раздумьях о Кирилле и Роме. Эти метания, постоянные анализы, сравнения и выстраивание непонятных таблиц с плюсами и минусы — всё складывается в несуразный ком проблем и собственных противоречий. Внутри каждый раз гадко и больно ахает сердце, когда в схватке побеждает Дубровский.
И, вроде, старается отогнать мысли, что это всего лишь друг, который был с ней на протяжении всего сознательного возраста, но всё равно не может опустить факт того, что он смотрит на неё совсем не таким взглядом, как Григорьев. И отношение его совсем другое, и манера общения, и поведение — всё, что влетает в столбик с плюсами, отчего некогда лучший друг бежит впереди скоростного поезда Ромы.
Выигрывая.
Сеня пытается убедить себя в том, что симпатия к Роме — это естественно. Так и должно быть между парнем и девушкой, которые налаживают контакт, который перейдёт в нечто большее. Отношения. Панова старается думать исключительно в положительном ключе о Григорьеве, ведь именно он был её целью, а не Кирилл.
Персона Дубровского плавно переходила с треклятой ступени «друга» на что-то большее, до приятно-колючего покалывания в рёбрах. Она не может отвертеться от собственных желаний, которые выражаются в вечерних воспоминаниях о горячих поцелуях с томными вздохами, трепете в груди, желании быть ближе настолько, насколько возможно.
И вдруг, неожиданно, появляется тупая навязчивая идея стать ближе настолько, чтобы всосаться в его кожу, рассосаться в крови и никогда — никогда, чёрт возьми — не утекать из его жил.
Это звучит бредово. Почти ужасно, потому что нужно отдавать всё внимание Роме, а не…
Лучшему другу.
А если хочется, что делать?
— Я в порядке, — отвечает Сеня, поправляя рюкзак на плече. — Ты идёшь с группой в бар?
— Да, — Даша спускается
