У нее были глаза различных оттенков зеленого цвета, постоянно сменявших друг друга. Он приметил эту особенность еще утром, во дворе, когда Хонор склонилась над ним и он упер дуло пистолета ей в живот. Затем глаза ее стали огромными от страха и бездонными, как море. Еще он видел, как они блестят от ярости. А теперь в них стояли слезы. И они снова меняли оттенок.
Кобурн опустил взгляд на лежащую на его предплечье руку молодой женщины. Хонор одернула руку, но не переставала не моргая смотреть ему прямо в глаза.
— Так ты считаешь, что авария с машиной Эдди не была случайной?
Поколебавшись, Кобурн медленно покачал головой.
Не разжимая губ, Хонор тяжело вздохнула.
— Ты думаешь, что кто-то устроил эту катастрофу так, чтобы все выглядело как несчастный случай?
Ли молчал.
Хонор нервно кусала губы.
— И Эдди убили из-за чего-то, что у него было?
Кобурн кивнул:
— Из-за чего-то, что хотел любой ценой получить кто-то другой.
— Это что-то ценное?
— Так думали люди, которым это понадобилось.
Он смотрел, как сменяют друг друга на лице Хонор разные эмоции, по мере того как она переваривает сказанное. Затем ее блуждающий взгляд снова остановился на Ли.
— И для тебя это тоже имеет ценность?
Он поспешно кивнул.
Это деньги?
— Возможно. Но не думаю. Скорее, что-то вроде шифра к замку. Или номера счета в банке на КаймаКовых островах. Что-то в этом роде.
Хонор растерянно покачала головой:
— У Эдди не могло быть ничего такого… Только если это попало к нему в руки в качестве улики.
— Или…
До Хонор наконец дошло, на что он намекает, и она с негодованием отвергла эту мысль:
— Эдди не мог быть связан с криминалом. Ты ведь не это хотел сказать?
Он проглотил смешок:
— Нет, что ты. Конечно нет.
— Эдди был честным человеком.
— Может быть. А может, и нет. Но он перешел дорогу человеку, с которым не стоило связываться.
— Кому же?
— Бухгалтеру.
— Кому?
— Эдди знал Сэма Марсета?
— Само собой.
— Почему «само собой»?
— Потому что до того, как мы поженились, Эдди подрабатывал по вечерам охранником у Марсета.
— Охранником склада?
— Всего комплекса.
— И долго это продолжалось?
— Несколько месяцев. К ним вламывались несколько раз. Ничего особенного — мелкое хулиганство. И Сэм Марсет нанял Эдди патрулировать комплекс по ночам. Взломы прекратились, но Сэму понравилось ощущение покоя, которое давало присутствие ночного охранника. Только Эдди отказался, когда Сэм предложил ему постоянную работу. — Хонор печально улыбнулась. — Он мечтал стать полицейским.
— А насколько хорошо вы его знали?
— Сэма Марсета? Скорее, в лицо… Он был старостой в нашей церкви. Еще мы вместе заседали один сезон в обществе охраны памятников.
— Церковный староста, охрана памятников. Мать его! — скривился Кобурн. — Он был жадным сукиным сыном, неразборчивым в средствах.
— И заслужил выстрел в голову?
Кобурн пожал одним плечом:
— Быстро и безболезненно.
Было видно, что это заявление, сделанное как ни в чем не бывало, вызывает у Хонор отвращение. Она попыталась отшатнуться. И только теперь поняла, что запястье ее крепко связано.
У Хонор помутилось в глазах. Она отчаянно пыталась сорвать с себя чулок.
— Убери это. Черт возьми! Сними это с меня!
Кобурн схватил ее руку, стараясь не запутаться в чулке, и принялся привязывать другое запястье Хонор.
— Нет! Нет! — Пока еще свободной рукой она колотила его по пальцам, затем попыталась дотянуться до лица.
Но Кобурн поймал ее за руку, затем, тихо выругавшись, толкнул Хонор на кровать и оказался сверху. Придерживая коленом левую руку Хонор, он быстро примотал правую к кованому изголовью кровати.
Только страх разбудить Эмили помешал ей закричать во весь голос.
— Отпусти меня!
Ли и не подумал выполнить ее просьбу. Вместо этого он привязал к изголовью левую руку непокорной женщины, отчаянно пытавшейся справиться со своими путами. Хонор задыхалась от паники.
— Пожалуйста! — попросила она. — У меня что-то вроде клаустрофобии…
— Плевать я хотел.
Кобурн встал с кровати и, тяжело дыша от перенапряжения, смотрел на Хонор сверху вниз.
— Развяжи меня!
Он не только проигнорировал ее просьбу, но и вышел из комнаты.
Хонор закусила нижнюю губу, чтобы не закричать. Кобурн оставил довольно длинные куски чулка, позволявшие ее рукам лежать рядом на подушке, но это не избавляло молодую женщину от ощущения загнанности в ловушку. Охваченная новым приступом паники, она сделала еще одну отчаянную попытку освободиться.
Но вскоре стало ясно, что все усилия тщетны и она только зря тратит силы. Усилием воли Хонор заставила себя прекратить бессмысленное барахтанье и восстановить дыхание. Она сделала несколько глубоких вдохов. Но доводы рассудка никогда не спасали ее от клаустрофобии. Не помогли они и сейчас. Ей лишь удалось унять биение сердца и снизить частоту дыхания, избежав угрозы опасного для жизни скачка давления.
Хонор слышала, как Кобурн ходит по ее дому. Наверное, проверяя замки на дверях и окнах. От осознания горькой иронии происходящего истеричный смешок вырвался у Хонор прежде, чем она сумела его сдержать.
В прихожей погас свет. Кобурн вернулся в спальню.
Хонор заставила себя лежать неподвижно и разговаривать как можно спокойнее:
— Я сойду с ума. На самом деле. Я этого не выдержу.
— У тебя нет выбора. К тому же ты сама виновата.
— Только развяжи меня, и я обещаю…
— Нет. Мне надо поспать. А ты будешь лежать рядом.
— Буду, обещаю.
Кобурн бросил на нее скептический взгляд.
— Клянусь!
— У нас уже был уговор. Но ты на него наплевала. Дважды. И чуть не подстрелила одного из нас.
— Я буду лежать рядом неподвижно. Совершенно неподвижно. Хорошо? Ничего не буду делать…
После их последней схватки у Ли снова открылась рана на голове, и сейчас тоненькая струйка крови стекала по виску. Он провел по коже пальцами, которые тут же окрасились в красный цвет, и вытер их о джинсы. О джинсы Эдди.
— Ты меня слышишь?
— Не глухой…
— Я не буду пытаться убежать. Клянусь. Только развяжи мне руки.
— Извините, леди, но вы подорвали мое доверие к вам. Впрочем, подрывать особо было и нечего. А теперь лежи смирно и молча. А то придется заткнуть тебе рот, и тогда уж начнется настоящая клаустрофобия.
Он положил пистолет на тумбочку и погасил свет.
— Нам надо оставить свет, — Хонор старалась говорить как можно тише. Мысль о кляпе не на шутку пугала ее. — Эмили боится темноты. Если она проснется, а в доме не будет света, то испугается и начнет плакать. Потом пойдет меня искать. Пожалуйста, я не хочу, чтобы дочь увидела меня привязанной.
