Господи, как же она ненавидела Рэнсома! Как никого и никогда в жизни. Тогда, в Moнтедоре, ему удалось превратить ночь в дешевом номере отеля в волшебство, сказку… А без этой испепеляющей душу, первобытной страсти, которая оказалась сильнее доводов рассудка, без дикого желания, заставлявшего забыть о чувстве времени и пространства, секс становился постыдным занятием, банальным способом убить время. Совершая медленные, неловкие движения в постели с Престоном, Мадлен отчетливо осознала это. Неужели до встречи с Рэнсомом все было иначе?
Когда отступать было уже поздно, Мадлен ясно поняла и то, что вовсе не хочет Престона – не хочет подарить ему нежность и ласку, не стремится отдать ему себя всю, стать его частью, слиться с ним, забыть обо всем на свете. А если она не могла упиваться забвением, глядя в его глаза и находя в них ту же страсть и желание, – тогда зачем она с ним? Мадлен ни на минуту не забылась с Престоном, не отдалась любовной истоме и желала только, чтобы все это побыстрее закончилось.
«Бедный Престон», – подумала она, вспоминая пережитое ночью и даже не мечтая снова обрести потерянное в Монтедоре душевное равновесие. Мадлен посмотрела на часы и испугалась: стрелки показывали ровно восемь. Рэнсом придет с минусы на минуту!
«Бедная я», – подумала вдруг Мадлен. Она поморщилась, чувствуя отвращение к собственной персоне, и снова отпила крепкою горячего кофе.
О да, в этот момент она ненавидела Рэнсома. Зачем он открыл ей самое себя? Что же теперь Престону делать с такой женщиной, как она? Она, пожалуй, предпочла бы ничего не знать об этой стороне своей натуры. Мадлен была готова убить Рэнсома! А она-то, наивная, надеялась, что его уже давно убили в Монтедоре! Или по крайней мере ранили. Или посадили в тюрьму… Он вполне заслужил все это за то, что соблазнил ее тогда и навсегда лишил душевного покоя и равновесия.
Она так и подскочила, когда в холле раздался звонок домофона.
– Не беспокойся, дорогая, я открою, – с необычайной услужливостью произнес Престон и в одно мгновение сорвался с места.
Как и предполагала Мадлен, это оказался консьерж, сообщивший о прибытии Рэнсома. Ей не оставалось ничего больше, как только бросить на ходу Престону:
– Скажи, что я буду готова через минуту! Спущусь вниз! – и быстро скрыться в ванной.
Когда она снова вышла, Престон с торжествующим видом сообщил:
– Он поднимется сюда.
– Сюда?!
– Да.
– Но зачем, Престон?
– Я пригласил его.
– Я не хочу видеть его в своем доме!
Престон недоуменно заморгал.
Только теперь Мадлен поняла, что ее реплика прозвучала несколько истерически. Она пояснила, стараясь говорить более спокойно:
– Не вижу в этом никакой необходимости. Зачем ему подниматься сюда?
В очередной раз чувствуя себя виноватым, Престон пробормотал:
– Боюсь, уже поздно. Он будет здесь прямо сейчас.
Мадлен прекрасно понимала, почему Престон пригласил Рэнсома подняться к ней наверх: хотел лишний paз показать ему, чья женщина Мадлен Баррингтон, кому она принадлежит, хотел утвердить свое право на нее, чтобы у Рэнсома не оставалось никаких сомнении на этот счет. Рэнсому потребовалась сотая доля секунды, чтобы оценить все происходящее в ее доме. Присутствие Престона в ее квартире в столь ранний час, его небрежно брошенные на стуле галстук и пиджак, две чашки с недопитым кофе на столике у окна…
На вежливое и слегка манерное приветствие Престона Рэнсом ответил коротким, безучастным кивком и спросил Мадлен:
– Всё? Мы можем идти?
– Да.
– Иди вперед, дорогая, – вмешался Престон. – Я сам закрою дверь.
Мадлен беспомощно посмотрела не него. Конечно, у Престона никогда не было ключа от ее квартиры, но она не хотела ставить его в неловкое положение, напоминая ему об этом вслух в присутствии Рэнсома.
– Думаю, будет лучше, если мы пойдем все вместе, – ответила Мадлен.
Кажется, ее ответ вполне понравился Престону, и он кивнул. Спускаясь вниз в кабине лифта, Мадлен и Рэнсом хранили гробовое молчание. Престон же не закрывал рта:
– Ты позвонишь мне, когда прилетишь, дорогая? И не забудь сообщить, когда будешь возвращаться, ладно? Надеюсь, ты ненадолго задержишься в этой ужасной стране. Ты ведь должна прилететь ко дню рождения своего отца, помни, дорогая.
Он все еще говорил, когда они вышли из дома.
– А вы, мистер Рэнсом, пожалуйста, смотрите за ней. Чтобы ничего – слышите? – ничего плохого с ней не произошло…
Рэнсом молча кивнул в ответ, подал чемодан Мадлен водителю лимузина, припаркованного рядом, и открыл дверцу, приглашая Мадлен сесть. Он едва взглянул на Престона и, посмотрев прямо в глаза Мадлен, язвительно улыбнулся:
– Пора прощаться.
Та бросила на него свирепый взгляд:
– Не хочешь оставить нас на минутку наедине?
– В самом центре Манхэттена?
– Садись в машину и жди меня, – отрезала она.
– Как вам будет угодно, миледи. – Рэнсом открыл дверцу с другой стороны и сел внутрь. Мадлен готова была поспорить, что он ехидно ухмыляется.
– Что ж, может, мне повезет, и какой-нибудь повстанец застрелит его, – пробормотала Мадлен себе под нос.
Престон улыбнулся, притягивая ее к себе.
Только ради Престона, желая поддержать его мужское достоинство, Мадлен настояла на этом прощании «наедине». Теперь же ей нужно было отвязаться от него побыстрее. И при этом, разумеется, ни слова о прошлой ночи. Стараясь держаться как обычно, сдержанно и спокойно, она произнесла:
– Ты еще не успеешь соскучиться, как я уже вернусь. Не волнуйся, все будет в порядке.
– Но я уже скучаю по тебе, дорогая! – вздохнул Престон. Его прощальный поцелуй, пожалуй, не был слишком страстным и долгим, но Мадлен все равно стало неловко: она помнила, что за ними наблюдал из окна машины Рэнсом.
– Пока! – бросила она Престону, выскальзывая из его объятий.
– Не забудь позвонить, когда будешь в Монтедоре! – повторил Престон.
– Хорошо, обещаю. – Мадлен посмотрела на открытую для нее дверцу машины. Водитель из приличия смотрел в другую сторону, дабы не смущать любовников.
Мадлен села в машину. Но минутное чувство облегчения от того, что она наконец-то простилась с Престоном, тотчас же было заглушено тревогой: она оказалась рядом с Рэнсомом. Он иронично посмотрел на нее поверх газеты, которую читал, уютно развалившись на широком мягком сиденье.
Твердо решив вести себя спокойно и не волноваться, Мадлен откинулась назад и поставила на сиденье, между собой и Рэнсомом, сумочку. Телохранитель постучал по стеклянной перегородке, отделявшей водителя от пассажиров, Мадлен обернулась, чтобы помахать рукой Престону. Машина тронулась с места, и уже через несколько минут они завернули за угол.
