Ознакомительная версия.
— Я не изображаю благородство. Я спрашиваю, чем могу помочь. Ей ведь не обязательно говорить о моем участии.
Мало того, что он должен был помогать, он еще должен был спрашивать разрешения, договариваться, умолять, чтобы ему позволили помогать.
— Давай встретимся, — предложил Веник великодушно, — все обсудим. Ты подъезжай. Только не сейчас, а так через часок. А то я лежу еще.
Никто никогда не разговаривал с Даниловым таким тоном. Никто не смел ему сказать «ты подъезжай». Даже мать, потеряв к нему интерес, разговаривала равнодушно, но достаточно сдержанно.
Данилов осторожно разжал руку и посмотрел на свои пальцы. Пальцы как пальцы, ничего особенного.
— Зачем мне приезжать, Веник? О чем ты хотел со мной поговорить?
— Ты приезжай, приезжай. Только не спеши, говорю! И сигарет привези мне.
— Где ты был вчера утром? — спросил Данилов, внимательно рассматривая свои пальцы.
— Что за вопрос? — удивился Веник. Он снова завозился, утаптывая место для спячки, и даже как будто зевнул.
В этот момент Данилов его ненавидел.
— Веник, что ты делал вчера утром?
— Не помню, а что? Спал, наверное. Да, точно спал. Мы в пятницу на работе накатили малость, я и…
Данилов понятия не имел, врет он или говорит правду. И понятия не имел, как это можно проверить. В кино это делают как-то очень ловко, а как это сделать не в кино?
Положив трубку, Данилов подошел к высоченному окну и, поднявшись на цыпочки, открыл форточку. Обрадованный ветер вломился в комнату, надул штору, бросил ее Данилову в лицо. Он отлепил штору от лица и посмотрел вниз.
Надо же, сколько снега. Еще только конец ноября, а снег завалил Последний переулок так по-зимнему безнадежно, что казалось, он больше не растает никогда.
Неужели весна придет?
Придет весна, и Данилов будет жарить шашлыки в Кратове, на просторном запущенном участке, где вдоль замшелого забора растет сирень и бузина, и важная хитрая ворона расхаживает по крыше, примеривается утащить кусок мяса из кастрюли, заблаговременно вынесенной на узкое крылечко, — сколько Данилов помнил себя на этом участке, столько помнил эту ворону. Марта сидит на лавочке, болтает ногами, рассказывает о работе и о том, что начальник в последнее время совсем спятил, и нетерпеливо принюхивается и спрашивает, скоро ли будет готово, а Надежда Степановна, ее мать, говорит с террасы: «Андрей, возьмите рукавицы, вы обожжетесь. Марта, помнишь, как Михал Семеныч привез с охоты какого-то дикого мяса и варил у нас плов? Воняло ужасно. Потом они с отцом котел перевернули и сильно обожглись».
Данилов слушает, и солнце греет его ухо, и хитрая ворона боком подскакивает все ближе, и так ему хорошо, что ничего лучшего, кажется, и не надо в жизни.
Скорее всего этой весной шашлыки на участке у Марты будет жарить Петрысик, а Данилова, может быть, даже и не позовут.
Он засмеялся над собой и захлопнул форточку. Он никогда не умел жалеть себя и, если случалось пожалеть, сильно этого стеснялся. Даже перед самим собой стеснялся.
Значит, нужно ехать к Венику.
Нужно ехать к Венику, но не слишком быстро, потому что тому охота еще доспать, а по дороге нужно купить ему сигарет.
Очень мило.
Жаль, что нет Марты. Если бы она была, то непременно разразилась бы речью о том, что Веник — козел и Данилов ничуть не лучше, раз позволяет какому-то уроду так помыкать собой. Данилов слушал бы ее, морщился, останавливал, но она бы все равно долго и запальчиво поносила Веника и тем самым тешила бы даниловскую душу.
Марта Веника терпеть не могла и никогда этого не скрывала.
Как проверить, что делал Веник вчера утром? Как узнать, где он был?
Самое главное — зачем ему громить дом Тимофея Кольцова, а перед этим еще посылать какие-то дикие записки о том, что «убийца должен быть наказан»?
Данилов давно и прочно проникся сознанием собственной вины, и Венику было об этом известно лучше, чем кому бы то ни было.
Тут неожиданная мысль поразила Данилова. Только он уверился, что вполне может рассуждать, как заправский детектив, и даже в роль начал входить, и тут — эта мысль.
«С чего ты взял, — спросил себя Данилов, — что погром на даче мог устроить кто-то из тех, кто звонил в офис в пятницу?» Как это вообще связано со звонками в офис? Да, три человека — академик Знаменская, подруга Лида и родственник Веник — знали, что Данилов с утра в субботу собирается на дачу Тимофея Кольцова. Нет, четыре — еще секретарша Ира. Нет, пять — еще Марта.
А Саша Корчагин? Он приехал в пятницу после обеда и все время оставался на рабочем месте, следовательно, мог слышать, что Данилов собирается делать в субботу утром. А Таня?
Весь персонал даниловского офиса состоял из четырех человек — Саша, Таня, сам Данилов и секретарша Ира, нанятая потому, что Таня с Сашей, очень озабоченные вопросами собственного статуса, каждый телефонный звонок, на который они должны были отвечать, воспринимали как личное оскорбление.
«Я не секретарша», — говорила Таня обиженно, когда Данилов просил ее напечатать какую-нибудь бумажку.
«Я не курьер», — объявлял Саша, когда Данилов просил эту бумажку куда-нибудь отвезти, и усаживался за свой компьютер с необыкновенно деловым видом.
Данилов сам отвечал на звонки и отвозил бумажки, и его эти несложные процедуры нисколько не оскорбляли. Он бы и продолжал в том же духе, но в последнее время ему стало совсем некогда. Секретарша Ира тоже имела совершенно определенные понятия о том, что она должна делать, а чего не должна, поэтому кофе Данилов варил себе сам, мыл каждый вечер в туалете чашки и пепельницы и после больших проектов ползал по полу, раскладывая по серому ковролину бумаги — нужные налево, ненужные направо.
Значит, еще Саша, Таня и Ира.
Звонить им? Спрашивать, что они делали в субботу утром, и потом проверять, правду ли они сказали? Ире, например, он только что звонил и, кажется, поверг ее в глубокое уныние, не говоря уж о том, что семейная яичница явно сгорела. Во что он повергнет свою бедную секретаршу, если спросит, где она была в субботу и не писала ли записок о том, что шеф — убийца и должен быть наказан?
Да как же, черт побери все на свете, работают ловкие до невозможности детективы в романах?
Иногда Данилов читал детективы. Однажды Марта нашла на полу книжку про убийства и издевалась ужасно: поминала Кастанеду, толковала про литературный мусор и «разруху в головах». Предполагалось, что тонкий и хорошо образованный Данилов «про убийства» читать не может, а только исключительно «про что-нибудь высокое», а Марта позволяла себе и детективы, и любовные романы, и Гарика Сукачева, и сериал «Друзья» по воскресеньям.
Ознакомительная версия.
