Он искал, на ком бы сорвать злость. И соискательница на вакантное место пиар-менеджера идеально подходила на эту роль. Сергей, узнавший о ней от директора по кадрам, представлял себе эдакую очкастую девицу в бижутерии от Сваровски, в модном наряде и длинноносых туфлях без задника, которые он органически не переваривал. При этом она виделась ему близорукой и неинтересной говорливой особой, как и все его предыдущие менеджеры. Они заискивали и лебезили, могли всплакнуть, когда он устраивал им очередной разнос, и Сергей решительно не понимал, как им удавалось выполнять работу, главными в которой были неотразимое личное обаяние и эрудиция.
Так что Татьяну он ждал, заведомо ею недовольный, и прикидывал, какой бы установить испытательный срок — три месяца, четыре или сразу уж полгода. С минимальной заработной платой, разумеется.
Напряжение в кабинете висело ощутимое, и переступившая порог Тото, своей чувствительностью способная поспорить с лучшими сейсмографами мира, сразу его ощутила.
Сергей Колганов в принципе нравился ей и на фотографиях, но в жизни оказался гораздо более интересным. К тому же у него явно появился новый парикмахер, и Татьяна вынуждена была признать, что этот цирюльник свое дело знает. Короткая стрижка очень шла Машкиному «бывшему» — он будто помолодел на несколько лет, и даже ранняя седина смотрелась благородно. Лет ему было около сорока, высокий шатен с зеленовато-медовыми глазами. Такие глаза могут быть на удивление притягательными и глубокими. Впрочем, сейчас их взгляд не предвещал нашей героине ничего хорошего.
Восседающий за столом Сергей даже и не подумал приподняться ей навстречу. Коротко кивнул на глубокое мягкое кресло, в котором можно было либо утонуть, либо ютиться на самом краешке. Такие сиденья специально существовали во многих офисах, чтобы поставить посетителя в неудобное положение. В любом случае человек чувствовал себя неуютно, не мог сосредоточиться и терял уверенность.
Эта вот небрежность Сергея, нежелание «церемониться» с будущей подчиненной, вкупе с брюзгливым (от слова брюзжать) и неприветливым выражением лица Татьяну разозлили. И если еще минут пять назад она собиралась быть сдержанной и, чего греха таить, кроткой, то сии благие намерения изменились за считанные секунды. «За что боролись, на то и напоролись», — прокомментировала бы Машка.
Сергей налетел на нее, как патрульный катер на мину в нейтральных водах, и даже не заметил, как подорвался.
Он совершил еще один непростительный промах — буркнул коротко, игнорируя приветствия, как докучливый китайский ритуал:
— Садись. Анатолий Харлампиевич утверждает, что ты — находка. Рассказывай, чем же ты так хороша.
Татьяна решительно притащила от стены стул с прямой спинкой, с грохотом установила его перед столом, уселась, закинула ногу на ногу и ослепительно улыбнулась:
— Американский стиль работы? Разумно. Все члены коллектива уравниваются между собой, работают на одно общее дело, начальник формально не давит на подчиненных. Ты прав, это современный подход, и мне уже интересно. Люблю работать с мыслящими людьми.
Сказать, что потенциальный работодатель был ошарашен, — значит не сказать ничего. А Тото не давала ему опомниться:
— Собственно, тем я и хороша, что нахожу мыслящих коллег и мыслящих партнеров. Вот мое резюме, — она открыла изящный кожаный портфель, звонко щелкнув замочками, — дипломы, характеристики, рекомендательные письма; вот от Бабченко — с последнего места работы.
Сергей только что не подпрыгнул в кресле. Машка, говоря о его отношении к хозяину банка «Рантье», был абсолютно права: ее бывший возлюбленный буквально трепетал перед Павлом Бабченко, как, впрочем, трепетали и сотни других. Человек, вхожий к Бабуину, как за глаза называли его друзья и недруги, казался Сергею священным чудовищем. Или уж во всяком случае жрецом оного чудовища.
— А кем… — с трудом выговорил он, — вы там работали?
— Директором департамента, — не моргнув глазом, отвечала она. Что это был за департамент и зачем Пашка навыдумывал своим сотрудникам такие странные должности, она даже не задумывалась.
— Что-то мы никогда не встречались.
— А зачем нам было встречаться? — нагло и холодно отвечала Татьяна.
Ее план работал: теперь у нее точно было больше чем десять минут для первого разговора, а большего она и желать не могла. Раздраженный и злой, он все же станет ее слушать и не пропустит ни единого слова, хотя бы для того, чтобы ущучить нахальную стерву, вся цена которой — ломаный грош в базарный день плюс личная симпатия Бабуина. Теперь все зависело только от того, что сказать. А это она знала, как «Отче наш». Люди одинаковы: их легко расположить к себе, еще легче заставить заинтересоваться. Татьяна вела диалог практически на «автопилоте», а сама думала, что, кабы не родная, несчастная Машка, ни за что не полезла бы в эту авантюру. Скучно все, знакомо, известно наперед. Вот, сейчас он должен разозлиться.
Сергей действительно смотрел на нее как солдат на вошь, но когда начал читать характеристику, глаза его широко раскрылись.
— У вас должен возникнуть вопрос, отчего я ушла от Павла Леонидовича. Если скажете, что нет, не поверю, — вела Татьяна свою партию, как оперная прима.
— Вообще-то да, — покорно откликнулся он.
— Отвечаю: там все налажено и работает как часовой механизм. А я по призванию конструктор, но не садовник. Восхищаюсь английскими газонами, однако не стала бы стричь один-единственный двадцать лет подряд. За это время я придумаю двадцать новых парков.
— Доходчиво, — быстро отреагировал он. — Звучит очень красиво, но не слишком реально, в наши-то дни. И почему тогда вы выбрали именно нас?
Она усмехнулась:
— Потому что у вас есть блестящие перспективы по сравнению с вашими конкурентами. И над этими перспективами я бы с огромным удовольствием поработала, на взаимовыгодной основе конечно. А еще потому, что назад, к Бабченко, я могу вернуться в любой момент — это моя маленькая гарантия.
Сергей раздражился еще больше: он не привык, чтобы с ним разговаривали так свободно и на равных; особенно женщины; особенно, если они нанимались к нему на работу. Подчиненным следует быть более зависимыми от начальства, больше дорожить местом и бояться увольнения как огня. Это явно не тот случай.
— Послушайте, — отрывисто бросил он, — рынок нищает, рекламодателей не найдешь днем с огнем, покупательная способность населения падает — людям уже просто все равно, что рекламируют, у них ни на что нет денег. Настоящих специалистов в этой области у нас можно пересчитать по пальцам. И как вы себя чувствуете в этой ситуации?
