и после натыкаю, как нагадивших котов в их же собственные слова.
Костян, нахмурив брови, крайне строго и с недовольством посмотрел на Глеба. Неужели у моего защитника совесть проснулась и он укажет коллеге, что заказывать начинку для пирожков у девушки, которую они держат в заложницах, – это уже явный перебор и перегибание палки?
– Самый ушлый? С капустой он не любит, – фыркнул охранник. – А я вот, наоборот, очень даже люблю. Что Лера посчитает нужным, то в стряпню и добавит.
Да-а-а… сплошной беспредел. Я повернула голову в сторону безучастного к происходящему Виктора, который поглаживал Тимошку и, казалось, получал от процесса если не больше, то столько же удовольствия, что и щенок.
– А вы, господин Аблов, почему отмалчиваетесь? Вас ужин устроил? Пожелания или требования к будущим блюдам есть? – пошла я на провокацию.
Виктор поднял на меня взгляд и прищурился.
– Валерия, что не так, чем ты недовольна?
– А с чего ты взял, что я чем-то недовольна? – невинно хлопаю я ресничками, пока что не планируя так скоро переходить к теме претензий.
– Ты, когда в комнату залетела, оглядела нас так, словно решала, кому первому настучать скалкой по голове. Потом, судя по всему, приняла решение о другой тактике и запела лилейным голосом. Но глаза у людей всегда выдают их истинный настрой, и сейчас он у тебя воинственный и крайне рассерженный. Вот я и спрашиваю, в чем проблема?
Ну Виктор, ну обломщик, испортил мне всю обедню, психолог доморощенный.
Смысла отпираться я не видела, поэтому для более эффектного выступления прошла в центр комнаты, достала из-за спины плохо припрятанную скалку, которую и так уже все заметили, и пару раз стукнула ею по ладони.
– Хорошо, объясню, чем я недовольна, раз требуете, – тоном строгой учительницы, отчитывающей двоечников, протянула я. – Во-первых, вы, мальчики, поступили, как самые настоящие свинтусы, потому что не оставить хотя бы малюсенькую порцию ужина человеку, который его приготовил, иным словом не назовешь.
Все «мальчики» на новость о голодном поваре отреагировали примерно одинаково, все, как один, надели на лица виноватые маски и вжали голову в плечи, разница была лишь в степени раскаяния. Сильней всего угрызения совести мучили, естественно, добродушного Костяна. В его глазах читалось: «Мы налажали, и нет нам прощения». Аблов выдержал золотую середину, его глаза поведали мне мысль: «Да, нехорошо получилось, но не смертельно. Холодильник заполнен продуктами, значит, все поправимо». Менее всех чувство стыда вполне ожидаемо испытывал Глеб, и то, что он хотя бы не злорадствовал – уже достижение.
– Во-вторых, честно признайтесь, вы специально довели кухню до состояния хаоса? Потому что нечаянно за полчаса так помещение не загадить.
– Это не мы, это он, – Костян встал с дивана и ткнул пальцем в щенка. – Когда Виктор Романович отвлекся на телефонный звонок, Тима стащил со стола его тарелку, а потом все, что не смог съесть, растаскал по полу кухни.
– Хорошо, тогда скажи мне, а шкафы, дверь холодильника и правую штору в жиру тоже испоганил Тимошка? Молоко тоже разлил он? Может быть, Тима поел, встал и ушел, за собой ничего не убрав? Если да, то объясни, как? – под конец тирады я разошлась и, можно сказать, уже кричала, при этом не забывая размахивать скалкой.
– Ну а в-третьих, что ты нам предъявишь? – закидывая одну ногу на другую, спросил Глеб.
– А все логично – кто испачкал, тому и убирать.
– Я считаю, что справедливо, – Костян уверенно шагнул в направлении выхода, но, почувствовав, что за ним никто не идет, затормозил и обернулся: – Глеб, ты со мной или как?
– Почему только Глеб? Начальника приглашай тоже. Виктор Романович, вы не хотите помочь подчиненным устранить бардак, который вы вместе устроили? – сверлю я Аблова взглядом. Если он не встанет и не пойдет, Глеб с места не сдвинется, в этом случае Костян тоже может взбрыкнуть. – Виктор?! – прикрикнула я и, к величайшему моему облегчению, Аблов засобирался.
Мужчины ушли, а я осталась в гостиной, но даже пяти минут не выдержала, потопала на кухню, любоваться, как двухметровые плечистые пчелки трудятся над чистотой.
На кухне работа кипела.
Стоило мне нарисоваться в проеме, как я поймала на себе тяжелый взгляд Глеба. Он смотрел на меня как на врага, но тарелки усердно складывал в посудомойку. Аблов сделал вид, что пропустил мое появление и как ни в чем не бывало продолжал с серьезным видом, словно он конструирует ядерную боеголовку, жужжать моющим пылесосом над полом. Костян же, натирая тряпкой фасады, подмигнул мне и улыбнулся. Все-таки из всех он самый классный!
Я смотрела на своих похитителей и пыталась понять, когда, в какой момент их отношение ко мне переменилось? Еще несколько дней назад они вели себя так, как будто я грязь под ногтями, а сейчас драят полы, потому что я приказала. Что-то точно изменилось, и было бы полезно узнать, что именно. Глеб ни за что не скажет, у него ко мне личная неприязнь. Виктор вообще не словоохотлив и придерживается принципа: молчание – это золото. Из Костяна можно вытянуть информацию, но только наедине, не то коллега или начальник ему быстро заткнут рот.
Весь оставшийся вечер я была занята тем, что воплощала в жизнь коварный план и бродила за Костей, как неугомонное и надоедливое привидение. Куда бы он не отправился, неуклонно следовала за ним, но вот незадача: то Аблов нарисуется, то Глеб зачем-то припрется. Дабы не вызывать лишних подозрений, я решила оставить на сегодня попытки поговорить с ним. Тем более, ближе к ночи, Аблов с загадочным видом и почти шепотом дал Косте какое-то задание, и охранник умчался.
Следующим утром я проснулась ни свет ни заря. В доме все еще крепко спали, если не считать Тимошку. Щенок, поскуливая и покусывая мне руки, просился на улицу в туалет. После прогулки веселый песик помчался на кухню, по дороге постоянно оглядываясь на меня и проверяя, иду ли я следом. Накормив йорка, я схватила миску со свежими ягодами, которую еще вчера приметила в холодильнике. Поднялась наверх в спальню, улеглась на кровать, тарелку поставила на живот, и, включив телевизор, смотрела мистический триллер, уплетая малину, ежевику и периодически попадающийся еще не совсем спелый крыжовник.
– Как я погляжу, у тебя все просто великолепно, как барыня, устроилась, тварь.
Когда со стороны двери донеслась фраза в исполнении женского голоса, я от неожиданности подпрыгнула всем телом.
– З-здравствуй, Надежда, – заикаясь, поприветствовала я сестру Аблова, поставила миску на тумбочку и, спрыгнув с кровати,