Что такого мог сказать ей Свен? Что не вернется обратно?
Как только они пришли домой, позвонил Питер Синклер. Он названивал каждые десять минут, сказал он. Где была Грейс?
— Мы ходили на ланч. — И ей показалось, что он вздохнул с облегчением.
— Вы ведете себя разумнее, чем моя жена. Она не может даже смотреть на еду. Я побоялся, что полиция утащила вас и учинила допрос.
— Нет, но они приходили сюда.
— И нашли что-то важное? В дневнике или еще где-то?
— Они не слишком им интересовались.
— Значит, они не разделяют вашу точку зрения на дневник?
— Нет, они предпочитают факты, а не фантазии.
Питер засмеялся.
— Да, вы знаете, Вилла любила дурачить людей.
— Да, но, в конце концов, ее одурачили. Не так ли?
Голос Питера стал серьезным.
— Нет смысла напоминать мне об этом, Грейс. Я звоню, чтобы узнать, выходите ли вы из дома. Я должен быть в офисе, но Кейт меня беспокоит. Она в ужасном состоянии, и это передается детям. Мне не хочется оставлять их с ней. Не могли бы вы увести их часа на два? И вам было бы веселее. Может, вы покинете свою мрачную квартиру?
Да, чтобы посольство могло неотступно следить за ней, подумала Грейс.
— Я не одна здесь, Питер. С Польсоном.
— А, тот парень. Вы, кстати, хорошо его знаете? Он не может быть тем Густавом? Не отвечайте. Он слушает. Но будьте осторожны, Грейс. Пожалуйста. И дети рады вас видеть. Они все время вспоминают вас. Погуляйте с ними. И сами отвлечетесь.
Питер явно был человеком, привыкшим отдавать приказы. Но искренне ли он говорит, что Георгия и Александр напуганы и несчастны?
Она пойдет и выяснит это сама.
— Хорошая идея, — сказал Польсон. — Я тебя туда подкину и часа через два заберу.
— Питер сказал, чтобы я была поосторожнее с тобой, я так мало тебя знаю.
Он подошел, склонился над ней, а потом поцеловал в лоб.
— Но ты ведь меня хорошо знаешь?
— Достаточно.
Грейс не успела понять, почему смутилась, когда дверь в квартире Синклеров открыла Эбба. Она повсюду!
Эбба заговорила взволнованным голосом:
— О, Грейс, все время пыталась до вас дозвониться. Вчера весь день и сегодня утром.
Когда я была в постели Польсона, подумала Грейс, и ее охватило теплое чувство.
— А зачем я вам понадобилась? — спросила Грейс.
Здесь с Эббой она чувствовала себя более раскованной, чем у нее в гостях.
— Я просто хотела сказать, как я взволнована и опечалена. И я не могла оставаться дома после визита полиции.
— А почему они приезжали к вам?
— Да они побывали у всех, кто знал Виллу. У Бейков тоже. Они испугали даже старую леди.
А, эта старая женщина с руками, как белые подушечки. Ну, ее никто не испугает. И Ульрику. Но Свен? Интересно, Эбба знает, что он удрал?
— Кто бы мог подумать, что Вилла совершит такой сумасшедший поступок?
— Никто, — бесстрастно ответила Грейс.
Любопытные светлые глаза блеснули.
— Вы не верите, что она покончила с собой?
— Из-за того, что беременна? Боже мой! Конечно, нет.
— Неужели вы думаете, что могли быть другие причины?
— Да, но не для самоубийства. Я вам объясняю, что она не тот человек. — Грейс выдержала взгляд Эббы. — И никто не заставил бы ее это сделать. Я объяснила это полиции и рада, что они побывали у вас. Я не думаю, что мех просто так валялся у вас на чердаке.
Эбба нахмурилась.
— Почему вы такая агрессивная, Грейс? Я ничего плохого Вилле не сделала.
Грейс вскинула подбородок.
— Сейчас я агрессивна со всеми. Вилла мертва, и я не могу в это поверить. Я больше зла, чем ошеломлена. Я не знаю причины ее смерти. Но я узнаю, я вам обещаю.
Она помолчала и потом, слегка пожав плечами, продолжала:
— Мне кажется, сейчас я часть Виллы. А может, я всегда была на нее больше похожа, чем сама думала. И это, мне кажется, к лучшему.
— Тогда будьте осторожны, чтобы не оказаться на ее месте, — сказала Эбба.
— О, я позабочусь, чтобы никто не столкнул меня в озеро, — сказала Грейс, — если это то, что вы имеете в виду. А где Кейт?
— Она лежит. Я дала ей успокоительное. Питер очень беспокоится за нее. Она слишком чувствительна. А как вы сюда приехали, на такси?
— Меня подвез Польсон.
— О, слушайте, Грейс. Никто из нас не знает этого Польсона. Вы уверены, что ему можно доверять?
— Да.
— Вы говорите так уверенно.
Грейс снова разозлилась.
— Конечно. И я не хочу ничего слушать, что вы скажете о Польсоне. Я пришла за детьми. Я собираюсь погулять с ними.
На этот раз дети спустились не как обычно — оживленными и веселыми. Они были притихшие, молчаливые. Может, кто-то уже велел им одеться, и они были в шотландских шапочках. У Александра, как всегда, она съехала набок, у Георгии — напялена на нечесаные волосы, лезшие в глаза. Георгия спрятала всю свою воинственность и держала Александра за руку.
— Прекрасно. Так вы уже готовы? — весело спросила Грейс.
— Нам папа сказал, что вы с нами погуляет Правда?
— Да. Мы пойдем в Гардед.
Веселость вернулась к Георгии.
— Не говорите Гардед. Говорите Ердид.
— Ага, а вы знаете дорогу?
— Конечно. Мы там сто раз были.
— Один раз, — сказал Александр, — папа говорит, что возьмет нам щенка.
— Да. Вам надо завести его для прогулок.
Множество людей, гуляющих по уютному холмистому парку, растянувшемуся на несколько миль, где были и гостиницы, и рестораны, и часть озера Маларен, гуляли с собаками. Все в темных пальто и шарфах, хотя день был солнечный и искрился, как шампанское.
Настроение детей поднялось, они гуляли и расспрашивали про канарейку, которую Польсон подарил Грейс.
— Вот чего я хотел бы, если уж не собаку.
— Собака лучше. Ты же не можешь взять птичку на прогулку? Она улетит.
Александр хихикнул и захлопал руками, как крыльями. А Георгия продолжала:
— Вы нравитесь Польсону, Грейс?
— Невежливо говорить — Польсон. Ты должна говорить герр Польсон.
Георгия отмахнулась от замечания Александра и настойчиво продолжала:
— Да, Грейс? Он хочет на вас жениться?
— Откуда ты это взяла?
— Мама говорит, что вы ведете себя с мужчинами, о которых ничего не знаете, так же плохо, как Вилла. А папа говорит, что вам надо вернуться в Англию.
— Мне нравится Польсон, — сказал Александр.
— А почему? Ты же его не видел?
— Видел. Я видел, как он вез Грейс в машине и поцеловал ее на прощание. А раньше я думал, что только мама и папа могут целоваться.
— Ну ты старомоден, — сказала Грейс. — Поцелуй это ничего не значит. Когда-нибудь ты сам это поймешь.