Добравшись до зонтика, Доусон посмотрел сначала на второй шезлонг, потом — на расстеленную рядом циновку, но решил, видимо, не искушать судьбу и уселся на горячий песок сразу за границей отбрасываемой зонтиком тени.
— Сегодня утром, пока все спали, я поискала твою фамилию в «Гугле», — начала Амелия без всяких предисловий.
— Ну и?.. — поинтересовался он, глядя в океан.
— Мне понадобилось довольно много времени, чтобы прочитать все… или, по крайней мере, бо́льшую часть. Должна сказать — пишешь ты неплохо. Очень даже неплохо.
— Спасибо.
— Почему ты не сказал, что провел несколько месяцев в Афганистане?
— Ты не спрашивала.
До этого момента Амелия делала вид, будто наблюдает за Стеф и детьми: те брызгались, визжали и пытались кататься по волнам верхом на надувном дельфине. Сейчас же она повернула голову и, не скрываясь, взглянула на него в упор.
— Ну да… Ведь задавать вопросы — это твоя профессия.
Он подтянул колени к груди и обхватил их руками.
— Ты можешь спрашивать у меня о чем угодно.
Его присутствие по-прежнему раздражало Амелию, но любопытство пересилило.
— В некоторых статьях ты пишешь о боях, перестрелках… Скажи, ты сам побывал под огнем или…
— Несколько раз. Если стычка была достаточно серьезной, военные просто не подпускали меня близко. В этом случае я брал интервью у солдат, которые побывали в са́мом пекле, но так бывало не всегда. — Он нахмурился. — Дело в том, что эта война — особенная. И очень часто бывает просто невозможно предсказать, где подстерегает опасность. Стрельба может начаться в вестибюле отеля, на шоссе, на рынке, на охраняемом блокпосту — где угодно. Да и кто враг, тоже бывает не всегда ясно.
— Но ты, как я понимаю, сам стремился туда, где опаснее всего?
— Что поделать, ведь первосортный материал чаще всего можно собрать именно там, где опасность.
Амелия подумала, что будет справедливо еще раз похвалить его статьи.
— То, что ты написал об Афганистане, действительно важно: задевает за живое, волнует. А мужчины и женщины, описанные в твоих репортажах, — они просто как живые! Сразу видно, это реальные, а не выдуманные люди.
— Мне очень приятно это слышать. — Он немного помолчал и добавил: — Да, они — самые обыкновенные люди, и их истории заслуживают того, чтобы рассказать их всему миру.
Теперь уже Амелия замолчала, внимательно разглядывая его. Доусон снял солнечные очки и прищурился, спасая глаза от яркого света, но она не сомневалась, что он по-прежнему на нее смотрит.
— Ты встречал Джереми там, в Афганистане?
Ее вопрос удивил Доусона.
— Нет. Конечно, нет! Ведь я вернулся оттуда чуть больше двух недель назад. Я о нем даже никогда не слышал, пока… пока мне не порекомендовали заняться процессом над Уиллардом Стронгом.
— Кто порекомендовал?
— Я не раскрываю свои источники.
— Ах, как это удобно!
— Спроси лучше о чем-нибудь другом.
Амелия принялась перебирать пальцами бахрому на пляжном полотенце, которым был застелен ее шезлонг.
— Почему ты выслеживал меня? Почему не обратился ко мне прямо, без всех этих… фокусов?
— А как бы я тебя нашел?
— Ты мог обратиться в музей, к Лемюэлю Джексону, к этой своей Гленде, наконец… В наши дни всегда можно найти если не самого человека, то его электронный адрес, и…
Он чуть заметно улыбнулся, но поспешил спрятать улыбку.
— Разве ты согласилась бы дать мне интервью, если бы я прислал письмо на твой мейл?
— Ты сам знаешь ответ. А теперь потрудись ответить на мой вопрос.
— Почему я не пришел к тебе честно и открыто и не попросил рассказать обо всем, что тебе известно? — Доусон, казалось, снова задумался, потом сказал: — Честно говоря, я вовсе не был уверен, что мне захочется писать статью о Джереми. Больше того, я до сих пор в этом не уверен. Меня настоятельно просили приехать в Саванну, поприсутствовать на процессе, проверить, все ли здесь сходится. Но уже через пару дней мне стало так скучно, что я готов был все бросить и вернуться домой, чтобы найти другую, более интересную тему. И все-таки интуиция мне что-то подсказывает, я все-таки решил остаться и убедиться: никаких загадок тут нет, все идет по плану. — Он пожал плечами. — Ну, остальное ты знаешь.
— Ну и как, убедился?..
Доусон слегка покраснел, хотя, возможно, Амелии это просто показалось.
— Уверяю тебя: когда ты застала меня… чуть не в буквальном смысле со спущенными штанами, я пережил, наверное, один из самых неприятных моментов в моей жизни. Я вовсе не горжусь тем, что шпионил за тобой. Я совершил ошибку и теперь раскаиваюсь. Веришь?
Улыбка у него была довольно симпатичная, но Амелия постаралась не поддаться его чарам.
— Я вижу, у тебя язык подвешен как надо — как и положено знаменитому журналисту. У тебя на все готов ответ, не так ли?
— Не всегда.
— Что ж, как видно, мне не повезло. До сих пор все твои ответы были быстрыми, остроумными и, я бы даже сказала, самоуничижительными. Но ты, наверное, разоткровенничался специально, чтобы меня обезоружить. Я угадала?
Выражение его лица снова сделалось серьезным.
— Ничего подобного, Амелия! Во всяком случае, я не обдумывал свои слова, чтобы тебя «обезоружить», как ты выразилась. Тем более что мне это, похоже, не удалось. — Он покачал головой. — Напротив, я вижу, что ты ощетинилась пушками и ракетами и готова к обороне. Скажи… ты очень сердишься на меня за то, что я играл с Хантером и Грантом?
В который уже раз Доусон резко сменил тему, но на сей раз ему не удалось застать Амелию врасплох.
— Я все-таки не совсем понимаю, — проговорила она медленно, — зачем взрослому мужчине тратить время на такие пустяки.
— Для меня это серьезно.
— Тем более. Похоже, ты проговорился, Доусон. Раз возня с чужими детьми для тебя не пустяки и не пустая трата времени, значит, у тебя есть какой-то мотив. — Она насмешливо пожала плечами. — Боюсь даже предположить, что это может быть за причина!
— Уж не думаешь ли ты, что я увлекаюсь маленькими мальчиками?
Она промолчала.
— Твоих фотографий, согласись, я все-таки сделал больше.
Амелия припомнила один из снимков — тот, что лежал сверху, на котором она была в купальнике на фоне солнца, — и почувствовала, как по ее щекам разлился румянец.
— Ты считаешь, это должно меня успокоить?
— Как минимум это должно убедить тебя в том, что я не извращенец.
— Ну, не знаю… может быть. Но это не отменяет того факта, что ты — настоящий пройдоха и скользкий тип.
Доусон опустил голову и уставился на свои испачканные в песке ноги. А может, он смотрел на кончики ее пальцев, которые упирались в песок в паре дюймов от его ног. Как бы там ни было, заговорил он далеко не сразу.
