Внеслась вихрем в комнату, плюхнулась на кровать с лету.
— Все, Оленька, все! — прокричала в восхищении Зина.
— Что — все? — недоуменно спросила соседка по комнате.
— Все — это все! — Зина развела руками — Я переезжаю, подруга!
— Куда переезжаешь? Да расскажи ты толком, — возмутилась Ольга.
А Зинаиде хотелось продлить удовольствие, помурыжить немного подругу с разъяснениями. Она вытащила сигарету, прикурила, развалясь на кровати, улыбалась лукаво, наблюдая за реакцией.
— Здесь нельзя курить, — бросила Ольга. — Дуй в коридор…
— Можно, мне сейчас все можно!
— Да поясни ты толком, — начала уже сердиться подруга. — Прибежала, нашумела… Все, все…. Что все — ни хрена не понять. Ой, да ты поддатая, однако? Вот Караваев узнает — всыплет по самое не хочу…
Зина курила не торопясь, наблюдая за суетой соседки, нарочито оттягивала пояснения, продляя удовольствие. Затушила сигарету.
— Не всыплет, — бросила, как отрубила она, вставая с кровати. — Степан Петрович — мой муж!
Зинаида достала сумку, складывала в нее косметику, зубную щетку, нижнее белье. Больше суетилась, чем собиралась — собирать то, в принципе, и нечего было. Наблюдала искоса за ошарашенной подругой. Потом, внезапно обозлившись, поднесла к ее носу сжатый кулачок, прошипела, словно змея:
— Кто еще раз попытается юбку перед Караваевым задрать — так и передай всем: убью…
Зина вышла, не попрощавшись, побрела тихонько к новому жилью, все еще переживая в душе воспоминания, как хотели и пытались соблазнить ранее ее милого почти все девчонки оздоровительного центра.
* * *
В небольшом кабинете четыре стола и сейфа, вернее металлических ящика, шкаф для одежды. Все вместе опера собирались не часто и старались не опрашивать одновременно нескольких фигурантов по разным делам. Убогость кабинетов давила и, наверное, не раздражала только больших начальников — захаживали они сюда редко, делали пару другую замечаний и исчезали: не их среда. А опера сами иногда улучшали свой быт, не гнушались брать в подарок какую-нибудь безделицу. Пулков, например, не отказался от кресла, предложенного потенциальным подозреваемым. Да и креслом сей предмет назвать трудно. Всего-то радости, что на колесиках и высота регулируется.
Оперская суета не давала сосредоточиться. За соседним столом двое коллег пытались расколоть бритого наголо подростка по разбойному нападению. Хотя подростком его с виду не назовешь — накаченный громила с перебитой переносицей. Меньше двадцати лет от роду никак не дашь.
Костя закурил, прикрыл веки, стараясь не обращать внимания на происходящее, сосредоточился на своем деле, раскладывая по полочкам известное и неизвестное.
Картина получалась неприглядная. Пять трупов, уже пять. Молоденькие женщины проститутки дорожные, наркоманки. Найдены все практически в одном месте, без документов, с презервативами во рту, двумя чеками в кармане, скончавшиеся от передозировки героина. В чеках героин чистейшей воды — такого не продают проституткам. И он с одной партии. Шприцов на месте происшествия нет.
Преступник старается замести следы, уничтожить улики, обеспечить алиби. Если бы валялись рядом шприцы, не было презервативов и чеков — никто бы и пальцем не шевельнул, списали все на передозу, как первые случаи. Хотя там и шприцов не было, и презервативы были — покатились по наторенной дорожке.
Нет, здесь явно обозначают состав преступления. Зачем? Поиграть — кто сильнее, умнее, хитрее и изворотливее? Нет и нет, считал Пулков. Все гораздо банальнее — насолили сильно преступнику. Возможно заразила СПИДом путана. Вот и хочет он общественного резонанса — напугать до смерти девчонок. Героин все равно вытолкнет на дорогу, зависимость не даст отсидеться дома. А как идти туда? Там убивают… Страх, животный страх вопьется каждой под кожу, засвербит жутью, заноет ужасом. А абстиненция доведет до трепета.
Костя бросил в пепельницу истлевшую напрочь сигарету, прикурил новую, окунувшись опять в свои мысли и уже не замечая галдежа за соседним столом.
Героин… Да, необходимо плясать отсюда. Преступник наверняка имеет вес среди поставщиков порошка и ему не решатся продать бодяжную туфту. Но, кто он? Наркоторговец, крупный бизнесмен, преступный авторитет, госчиновник? Все может быть. Однако, вряд ли наркоторговец оставит такой героинный след и авторитет поступит по-другому, не станет морочиться. Вколят девочке дозу покрепче и бросят умирать — без всяких чеков и презервативов. Значит, скорее всего, бизнесмен или чиновник…
Презервативы… Вряд ли преступник пользуется ими, по крайней мере такими точно не пользуется. В аптеке таковых не продают. Зато в любом задрыпанном киоске — по десятке упаковка, как раз для дорожниц. Значит резинки покупали сами девчонки и искать здесь бесполезно. Как и свидетелей: с кем они уезжали — один шанс из тысячи… трата времени.
Пулков встал с кресла, налил в кружку чай, пошвыркал полуостывший, но с сахаром, взял телефонную трубку. «Нет, по телефону всего не скажешь, надо идти самому», — подумал он и стал одеваться.
Лаборатория располагалась в другом здании и эксперты могли что-то подсказать, навести на мысль или подкинуть идейку. Тащиться минут двадцать по городу, но опера ноги кормят.
— Привет работникам пробирки, пипетки и клистирки, — бросил он, входя в лабораторию.
— И тебе привет ОУР, выпендрежник, балагур — ответили девчонки.
Пулков подошел к старшему эксперту, присел на стул.
— Привет, Людочка. Ты делала героин по убийству проституток?
— Я же отдала заключение, — ответила она.
— Да знаю я, читал. Ты мне на словах что-нибудь расскажи, что в заключение не вошло. Не первый же день работаешь — знаешь прекрасно, что каждая мелочь важна, деталька ничтожная.
Людмила откинулась на спинку стула, посмотрела внимательно.
— Вот все вы такие — заключение вам быстро надо сделать, вчера еще, а лучше до события преступления. Подробности рассказать… А у нас, между прочим, все в заключении отражается, каждая мелочь. — Она особенно подчеркнула последнее.
— Ладно, Людочка, — стушевался Пулков. — Чего же ты так утрируешь? Поэтому и пришел к тебе — все равно что-нибудь расскажешь. За сухостью фраз заключения не видна самобытная труженица экспертизы, направляющая рука расследования, — решил подсластить Костя.
— Ой, ой, ой! Подлиза, — заулыбалась Людмила. — Только для тебя и в счет будущих цветов и шоколадок…
— Будет, все будет, — поддакнул Костя.
— Слушай сюда, обещалкин, — Людмила махнула рукой. — Героин этот чистый, может быть самый чистый из всего, с чем приходилось иметь дело. Но это не панацея. И это новая, свежая партия в городе. Твои чеки, Пулков, первая ласточка, не было еще поступлений из нее на экспертизу. Но, вы же работаете, господа опера, и поступления, полагаю, будут.
