«Питера Пэна»…
И вот ещё: «Олюшка, познакомься, это дядя Витя…» Олины щёки обожгло; она вспомнила, какой скандал устроила тогда матери: «Прогони этого дядю Витю! Пусть он больше никогда не приходит! Нам никто не нужен, мамочка, нам с тобой хорошо только вдвоём!»
А ведь мама так и не вышла больше замуж, хотя ей предлагали не раз. Женщина она была интересная, стройная и ухоженная… Это сейчас её не узнать. Вернее, не сейчас, а с тех самых пор, как Оля уехала в США учиться, да в итоге так и осталась там навсегда, выйдя замуж за американца. Она даже ни разу не подумала о том, что бросила мать одну-одинешеньку — при чём тут это, когда Оле нужно было устраивать свою судьбу? В конце концов, мать уже старая, ей пятьдесят, а у Оли всё впереди… Боже мой, как стыдно, но именно так Оля и рассуждала тогда.
Она прорыдала весь полёт до Нью-Йорка. Пол испуганно тормошил её, заглядывал в глаза: «Мамочка, что случилось, тебе плохо?» Стюардессы приносили валерьянку и какое-то другое успокоительное. У Оли была самая настоящая истерика.
— Мамуленька, прости меня… — повторяла она сквозь рыдания, кусая салфетку, которой тщетно пыталась утереть слёзы. — Дорогая, любимая, родная моя, прости…
Когда самолёт уже шёл на посадку, она взяла себя в руки и приняла решение. «Скажу Кевину, что нужно забрать маму к себе. Пусть живёт с нами. В конце концов, она моя мать, у неё больше никого нет, кроме меня и Пола. Хочет Кевин или нет, а придётся ему зашевелиться и быстренько уладить все формальности. Я всё сделаю для того, чтобы мама вскоре оказалась в Нью-Йорке!» Оля уже предвкушала, как сразу по прилёту наберёт мамин номер и сообщит ей эту грандиозную новость…
— Привет, дорогая! — сказал Кевин, целуя жену и подхватывая радостно визжавшего Пола на руки. — Хей, супермен! Как ты вырос! Ну, как Россия?
Оля, счастливая от того, что многочасовой полёт и дурацкий отпуск остались в прошлом, снисходительно улыбнулась.
— Ужасно. Варварская страна. Я не жалею, что съездила, но это совершенно точно было в последний раз!
Они, весело болтая, зашагали к машине.
…Позвонить матери Оля забыла.
Лекс отправил в твиттер сообщение: «Еду в Сочи. Приходите на концерт, друзья!», присовокупил фото стакана с чаем и с отвращением отложил айфон. Он ненавидел эти новомодные гаджеты и соцсети, но продюсер был категоричен: певец должен вести микроблог и регулярно публиковать фото в инстаграме.
— Это надо и поклонникам, и журналистам! — втолковывал он. — Постоянная подпитка интереса к твоей персоне, информация из первых рук!
— Да кому, на фиг, сдались фотки моего обеда в ресторане или гостиничного номера в Усть-Пердюйске? — бесился Лекс. — Какое отношение это имеет к творчеству? Может, мне и после похода в туалет радостно сообщать: «Друзья, у меня получилось по-маленькому»?
— Я знаю, что говорю, — настаивал продюсер. — Просто доверься мне.
Лекс раздражённо отхлебнул коньяка из походной фляги. На самом деле, он психовал сейчас не только из-за твиттера. В его душе давно уже творился разлад: расстался с подругой, был измотан многочисленными телесъёмками и репетициями, теперь вот тур по югу… Многие знакомые, узнав, куда он едет на гастроли, завидовали: дескать, бархатный сезон, накупаешься, загоришь! А он все курортные города видел только из окна автомобиля или отеля. Представив, как фанатки припрутся на вокзал с цветами и глупыми подарками вроде плюшевых мишек-пылесборников или самовязанных шарфов (летом, ага), он поморщился. Так надоело постоянно быть на виду, натянуто улыбаться, быть непременно милым… И нигде нет покоя, даже в СВ-вагоне. В купе уже дважды стучали за автографом, а проводница тайком фотографировала его на мобильный, думая, что он ничего не замечает. Господи, как же он устал… Но бросить этот изнурительный марафон невозможно.
В бессмыссленной и беспощадной гонке под названием «шоу-бизнес» главным было одно — не сойти с дистанции, иначе затопчут насмерть. Оставаться на плаву во что бы то ни стало — вот главная цель, и, видит Бог, Лекс бултыхался изо всех сил. Правда, в последнее время всё чаще возникало предательское желание расслабиться, отдаться течению и утонуть.
Психолог уверял, что дело в банальном кризисе среднего возраста, в переоценке ценностей и осознании своего места. Лекс понимал, что бесконечно так продолжаться не может — в последние годы он жил на автопилоте, делая то, что НАДО, а не то, что ХОЧЕТСЯ. От него всем что-то было нужно. Мама ныла, что никак не дождётся внуков. Подруга хотела, чтобы он осыпал её шубами, бриллиантами и автомобилями. Папарацци вылавливали его в самые неподходящие моменты и без зазрения совести публиковали эти фото. Фанатки жаждали общения, выпрашивали телефончик или, разжившись заветным номером, названивали с утра до ночи и страстно дышали в трубку, а также караулили у подъезда. Продюсер заставлял записывать идиотские песни с примитивным текстом и незатейливой мелодией, в то время как Лекс мечтал о том, что сам будет сочинять музыку…
Он также отдавал себе отчёт в том, что самый пик его популярности — давно в прошлом. Все нынешние его поклонницы — «старая гвардия», повзрослевшие школьницы. Лет пятнадцать назад они были юными, влюблёнными в него девочками. Он и сам был молод и прекрасен, и казалось — жизнь только начинается. И что теперь? Ему уже сорок. Вчерашние девочки стали женщинами, у многих появились свои семьи, дети, новые заботы, им уже не до концертов и автографов… Для кого он поёт свои глупые песенки о сопливо-розовой любви? Да, есть ещё преданные поклонницы, их довольно много — хватает на то, чтобы собирать полные залы. Они по-прежнему не пропускают ни одного его выступления и даже ездят за ним на гастроли. Но в их возрасте это уже выглядит нелепо и смешно. А современные девчонки творчеством певца второй свежести Александра Сулицкого не увлекаются — у них другие кумиры.
…Концерт закончился поздно, затем пришлось фотографироваться с поклонницами и расписываться на новом диске, так что в гостинице Лекс очутился за полночь. Да и там он был вынужден преодолевать кордон из особо активных фанаток, выследивших место его проживания.
Несмотря на адскую усталость, у него не получилось заснуть — проклятая бессонница и невесёлые думы… Он тупо просидел в номере всю ночь, потягивая коньяк, а когда сквозь шторы стал просачиваться нежный утренний свет, вышел на балкон, чтобы хоть оттуда полюбоваться морем.
Оно в этот рассветный час казалось спящим — не волновалось, а как будто тихонько
