в шлемах готовятся к заезду, а у нее в голове застревает единственная мысль. И как бы ни было стыдно ее произносить, она все равно вырывается против ее воли.
– Том, – Кэтрин поворачивает голову и натыкается на его внимательный взгляд, – а в каких мы с тобой отношениях?
Он не отвечает целую секунду, и она успевает сто раз пожалеть, что сказала это. Зачем? Всегда ведь умела держать язык за зубами, а с ним не получается.
– Прости, я знаю, слишком рано. Но мы не обсуждали, а это, кажется, важно для меня. Если у тебя нет ответа, это нормально, я просто…
– Ч-ш-ш, Кейт, – перебивает он. – Не знаю, какие бывают, но мы с тобой теперь вместе. Ты и я. Вот сейчас смотрим гонку. Потом придумаем, чем еще заняться. Я хочу ходить с тобой на свидания, отвозить тебя на работу по утрам, вечером – забирать. И планирую, что мы будем проводить свободное время вдвоем. Какие это отношения?
– Звучит как что-то серьезное. Получается, мы встречаемся.
– Значит, это так, – пожимает плечами Том.
Он коротко целует ее и снова поворачивается к экрану. Кэтрин пытается осознать услышанное, но получается плохо.
Выходит, для него все так же серьезно, как и для нее. По коже бегут кусачие мурашки: еще вчера боялась пойти на свидание, а теперь прижимается к Тому, укладывает голову ему на плечо. Своему… парню?
Одна ночь, проведенная вместе, переворачивает все, во что она верила. Ей больше не нужно никакого времени на то, чтобы узнать его и привыкнуть. Единственный, кто ей необходим, – этот человек. Ни с кем до него не было так хорошо.
– Начинается, – произносит он. – Следи за двумя красными болидами: пятый номер – это Феттель, седьмой – Райкконен. Феттель стартует с поула.
На экране показывают машины, готовые к гонке. Они словно чего-то ждут.
– Ага, – с готовностью кивает Кэтрин и поджимает под себя ноги. – А что такое поул?
– Первая позиция. Видишь, они стоят, как на шахматном поле? Кто вчера на квалификации был быстрее, тот начинает впереди.
– А вон те серебристые кто?
– «Мерседес», – объясняет Том. – Синие – «Ред Булл». Оранжевые – «Макларен».
– «Ред Булл» – это же энергетик, – задумчиво морщится Кэтрин.
– И команда «Формулы-1» тоже, – улыбается он.
Машины стартуют, но вместо того, чтобы гоняться друг с другом, просто спокойно едут в том же порядке, в котором стояли. Кэтрин наблюдает за этим с полминуты, а потом не выдерживает:
– Уже началось? Они друг друга не обгоняют.
– Прогревочный круг. Они греют шины, чтобы те лучше работали.
– Том… А это ничего, что я вопросы задаю?
– Наоборот. – Он обнимает ее крепче. – Мне это приятно.
– Тогда скажи еще, что это за розовые машины.
– «Форс Индия», – тут же откликается Том.
– Я все сразу не запомню.
– Еще бы, там еще и по два пилота на каждую команду. Всего двадцать.
– И ты их всех знаешь? – недоверчиво тянет Кэтрин.
– А ты в «Раммштайн» всех знаешь?
– Их шестеро, несложно запомнить.
Машины снова выстраиваются на тех же позициях, и теперь Том чуть напрягается.
– Вот сейчас будет, – обещает он.
По сигналу машины срываются с места, и теперь Кэтрин точно понимает, что гонка началась: они притираются друг к другу, словно пытаясь вытолкнуть противника с дороги, и на экране тут же разворачивается опасная игра.
Красная машина с номером семь – это одна из тех, за кого они болеют, – цепляется боком за другую, розовую, и та врезается в стену. Кэтрин уже не помнит, что это за команда, потому что после слов «Ред Булл» остальное звучало не так интересно. Но вот это было чревато, да?
– Уф, – выдыхает Том, – старт всегда самый опасный. Сейчас радио включат, Кими там по-любому орет.
– А мы услышим, что они говорят? – Кто такой этот Кими?
– Конечно. – Том замолкает и вслушивается: справа экрана и правда показывают, что кто-то говорит. Когда неразборчивый голос затихает, он продолжает: – Нет, Кими спокоен. Значит, это он Окона стукнул.
Кэтрин сложно ориентироваться: на экране постоянно сменяются цифры и буквы, машины идут впритирку друг с другом, и гонка больше похожа на неразбериху. Не хочется именно сейчас засыпать Тома вопросами, чтобы не отвлекать – кажется, этот хаос в «Формуле» считается напряженным моментом.
– Алонсо без колеса остался, – комментирует тот. – Да, там целая гора осколков.
В какой-то момент кажется, что все улаживается, и Том рядом с ней немного расслабляется. Кэтрин тут же начинает заваливать его вопросами.
Удивительно, как спокойно он отвечает. В его голосе нет даже намека на раздражение, хотя это, наверное, отвлекает. Но Том просто и доступно объясняет: и что такое машина безопасности, и почему Кими должен был орать, и что Кими – это тот Райкконен, за которого они болеют, и что значат цифры на экране, и где проверять ход гонки.
Хочется все понять, а в первый раз это практически невозможно. Кэтрин пропускает половину острых моментов, но Том сам подсказывает: вот, это был опасный обгон. А вот гонщик сам дурак, его никто не трогал, а он все равно со стеной поцеловался.
Когда две машины «Ред Булла» въезжают друг в друга, Том почему-то радостно смеется. Кэтрин даже поворачивается, но он коротко целует ее, прежде чем объяснить:
– Ты посмотри, Хорнер бледный сидит. Это их руководитель. Могли добыть неплохие очки для команды, а вместо этого померялись письками и проиграли.
Он уже откровенно хохочет, глядя повтор.
– Подиум разыграют «Феррари» и «Мерседес». У «Ред Булла» все равно не было шансов против наших.
– Ладно, – соглашается Кэтрин. – А это нормально – смеяться, когда машины разбиваются?
– Когда так глупо? – поворачивается Том. – Посмотри гонки три. Ты сама обхохочешься, если «Ред Булл» продолжит воевать друг с другом.
– Как думаешь, сколько гонок должно пройти, прежде чем я хотя бы начну понимать, что происходит на экране?
Он замолкает. Впереди всей колонны летит серебристая машина, а в топе гонщиков лидирует кто-то по имени Боттас. Кажется, это из «Мерседеса». Те, за кого они болеют, идут рядом, позади, разделенные между собой другим серебристым.
Это сложно, но все равно интересно. Из двадцати гонщиков пять сошли с трассы, но гонка уже близится к концу. Интересно, они все останутся? Хочется спросить у Тома, были ли случаи, когда вообще никто не доходил до финала, но он такой напряженный сейчас, несмотря на то что никаких острых моментов на экране нет.
– Два месяца, – вдруг произносит он. – Если будем смотреть вместе, к Гран-при Франции ты будешь точно понимать, что происходит. А к Сингапуру будешь знать все о текущем сезоне, и
