Старушка лукаво усмехнулась и поведала в пространство:
— Какая-то заблудшая душа. Капочка! — позвала она уже громче, — открой двери, будь любезна. У меня руки кастрюлькой заняты, а вор уже невоспитанно смылся.
* * *
Татьяна забежала в кафе «Симпомпончик», держа енота на руках, как ребенка.
Кафе было немноголюдное, маленькое и очень уютное. Столики застелены скатертями в шотландскую клетку — зеленым по красному и красным по зеленому. Пузатые лампы под темно-зелеными абажурами меняли интенсивность освещения от одного только прикосновения к корпусу. На тумбочке деловито булькал высокий аквариум с красноухими черепашками и голубыми кубинскими раками, ползавшими по дну, между причудливых коряг. За стойкой решала кроссворд пышная веселая блондинка в кружевном передничке и кокетливой шапочке, с бэджиком «Маргоша» на выдающейся груди. Завидев Татьяну, она заулыбалась еще сильнее и крикнула:
— Меч скифов из шести букв!
— Акинак!
— Гений! Здравствуйте, давно не виделись.
В кафе произошло некое шевеление, какое происходит обычно на военных захолустных базах, когда их внезапно посещает инспектор Генштаба.
Из кухни выглянул упитанный повар и несколько раз помахал рукой. Девушка-официантка уже стелила свежую скатерть, хотя на прежнюю нареканий быть не могло; вторая несла кружку светлого пива, особенную высокую кружку с крышкой из светлого металла и накладками в виде оленей.
Маргоша придирчиво оглядела енота, усаженного на соседний стул, и резюмировала:
— Какая лапочка! У меня точно такой племянник.
— Тоже с хвостом? — не удержался повар, успевший оценить игрушку.
— Прекрати, такая же лапочка. Хорошенький и смотрит так же. Только кричит много.
— Тогда не лапочка, — резонно возразил повар.
— Мужчина, — презрительно молвила Маргоша, — все вы такие. Что ты вообще понимаешь в детях?
— Я-то? Я как раз понимаю — у меня их трое.
— Толку. Как назвали? — спросила она у Татьяны.
— Поля. А племянника?
— Гошей.
Согласились, что оба имени редкие, приятные и оригинальные. Татьяна опустилась на стул и сделала первый глоток, смакуя холодную янтарную жидкость. Она невероятно ценила эти редкие минуты тишины и одиночества, возможность побыть собой и ни о чем не задумываться. Просто сидеть и смотреть на забавных черепашек и представлять, что так может быть всегда. Что можно замереть между двумя ударами сердца, и тогда жизнь потечет мимо тебя, а ты ничего не будешь чувствовать и никто не сможет причинить тебе ни боли, ни горя.
Утопия, конечно. Но иногда только верой в подобную утопию и получается выжить.
В этот момент в кафе зашла молодая и очень красивая цыганка в пышной юбке цвета луковой шелухи. На тонких смуглых руках ее звенели золотые браслеты. Она держалась подчеркнуто независимо и чем-то очень отличалась от привычных всем «ромалэ» — не то достоинством, которое, как цвет глаз или волос, нельзя не заметить; не то аккуратным, дорогим нарядом. Она выглядела скорее как солистка ансамбля или актриса, наряженная цыганкой, нежели обычная вокзальная гадалка.
В кафе немного поутихли, не зная, как реагировать на неожиданное явление. Впрочем, когда цыганка заказала у стойки чашечку крепкого кофе, Маргоша, поджав губы, принялась возиться с кофеваркой, а граждане вновь обратились к содержимому своих тарелок.
Обведя взглядом немногочисленных посетителей, цыганка решительно направилась к Татьяне.
— Не помешаю?
Та отметила и четкий выговор, почти без акцента, и непривычную деликатность; подумала, что нет никаких причин отказывать, и приветливо ответила:
— Нисколько. Садитесь, пожалуйста.
Цыганка кивнула на Полю и расцвела обаятельной улыбкой:
— Хороший будет друг, от души дарен.
Какое-то время молча пили: цыганка — торопливо принесенный кофе, Татьяна — пенное холодное пиво, жмурясь от удовольствия и наслаждаясь каждым глотком.
Допив чашечку, цыганка достала жестом фокусника, из ниоткуда, черные гадальные карты размером в полторы ладони и, протянув Татьяне, попросила:
— Не погадаешь Наташе, красавица?
— Отчего же нет? — ответила та. — Погоди, только пиво допью.
За спиной Татьяны девушки с трудом удерживали повара, который рвался пресечь цыганкины «безобразия». Было слышно, как они бормочут ему: «Все в порядке, нет, ну ты слышал — у нее все не как у людей. Это кто кому гадать должен?» И невнятное его бурчание в ответ о том, что вот когда украдут и деньги, и енота-лапочку, тогда пожалеют, что его не послушали, но будет уже поздно.
Тем временем Татьяна ловко перетасовала карты, нисколько не смущаясь нестандартным размером, отодвинула край скатерти и принялась раскладывать их на столе. Подбежала с подносом любопытствующая девушка, попыталась поставить тарелки с солянкой и огромным бифштексом с кровью, но была остановлена строгим предупреждением:
— Еду не ставь, а то карты обидятся и станут врать.
И Наташа одобрительно покивала, подтверждая, что так оно и есть.
— Ну, что тебе сказать? Сама видишь: дорога близкая вечерняя в семейный дом, ссора мелкая с родителями или близкими старшими родственниками из-за денег, все суета и хлопоты. У отца твоего брат не родной, двоюродный что ли? Болеет он, но не смертельно, больше капризничает, ему вашего внимания не хватает. Он думает, что обуза вам на старости лет. Поговори с ним, поцелуй, не знаю — успокой как-то. Деньги случайные завтра или послезавтра, а вот долг тебе не отдадут, об этом забудь. — Татьяна повертела карту. — А что? Интересно. Есть кто-то темный и темноглазый — Господи, да у вас же там все такие, нашла примету! Твой ровесник, он тебя любит; а есть второй — старше, которого любишь ты. Вот со вторым, если сумеешь держать себя в руках, будешь счастлива и очень скоро. Только не суетись, не верь близкой женщине и — это уже мой совет — держи удар, как Майкл Тайсон.
Наташа слушала очень серьезно и внимательно.
— Это как понимать?
— Хочешь чего-то добиться — улыбайся! — ответила Татьяна, вздернув голову и выпрямившись, как струна.
— Спасибо, красавица.
Цыганка так же ниоткуда добыла тоненькую пачку купюр и протянула Татьяне хрустящий новенький доллар:
— Возьми, пожалуйста. Чтобы сбылось. А хочешь, я тебе в ответ погадаю? На счастливое будущее.
— Не надо, спасибо. Не хочу ничего слышать о будущем. Мне и прошлого вот так хватает, — провела ребром ладони по горлу.
— Своя рука — владыка, — усмехнулась Наташа. — Прощай, красавица. И ты, красавец, — по-дружески кивнула Поле.
А затем в кафе ворвалась Машка — статная, голубоглазая, с косой ниже лопаток, груженная пухлой папкой деловых бумаг, энергичная и шумная. Хотя, вопреки обыкновению, не такая веселая.
