Макс заледенел возле каюты, весь липкий от болезни, баламутящей желудок, оцепенел от шока. Он понятия не имел, о чем они толкуют, и как соединить все это вместе. Но одно очевидно — его нанял вор, и бумаги, для изучения которых его пригласили, представляли не только исторический интерес.
От него не ускользнул и фанатизм в голосе Кофилда, и подавленная жестокость Хокинса. А история учит, что фанатизм — самое опасное оружие. Единственной защитой против него служит информированность.
Он должен забрать документы, каким-то образом ускользнуть с яхты и пойти в полицию. Хотя копы навряд ли всерьез воспримут его рассказ. Макс отпрянул, надеясь, что сможет прояснить мысли к тому моменту, как доберется до своей каюты. Огромная волна швырнула судно и Макса, в результате чего он ввалился в открытый дверной проем.
— Доктор Квартермейн. — Опершись на стол, Кофилд поднял бровь. — Ну, кажется, вы оказались в неправильном месте и в неправильное время.
Макс схватился за косяк, потом качнулся назад, проклиная неустойчивый пол под ногами.
— Хотел глотнуть немного воздуха.
— Он слышал каждое чертово слово, — пробурчал капитан.
— Я уже понял, Хокинс. Профессор не наделен невозмутимостью игрока в покер. Ладно, — начал Кофилд, отодвигая ящик стола, — мы просто слегка изменим планы. Боюсь, что придется не выпускать вас на берег, доктор, все время нашего пребывания в Бар-Харборе. — Он вытащил хромированный револьвер. — Это неудобно, понимаю, но уверен, что ваша каюта более чем пригодна для работы. Хокинс, забери и запри его.
Яхта завибрировала от раската грома. Как раз это и помогло Максу. Пока судно раскачивалось, он успел броситься назад в коридор и, цепляясь за поручни, изо всех сил потащил себя наверх, сражаясь с колебаниями ступеней. Крики позади него затихли, когда он вылетел наружу под завывание ветра.
Брызги соленой воды хлестнули по лицу, ослепив на мгновение, он отчаянно искал средство спасения. Молния взломала черное небо, осветив яркой дугой бушующее море, далекие неприступные скалы и неясные очертания берега. Следующий рывок едва не сбил профессора, но он сумел устоять, благодаря везению и яростному желанию удержаться на ногах. Макс мчался, направляемый инстинктами, подошвы скользили по мокрой палубе. В следующей вспышке заметил, что один из помощников оглядывает все вокруг. Мужчина позвал кого-то и махнул рукой в его сторону, но Макс, едва не упав на предательски мокрых досках, понесся дальше.
Он пытался сообразить, что делать, но голова была слишком переполнена путаными мыслями. Шторм, качающаяся яхта, нацеленный на него пистолет. Такое впечатление, что это просто ночной кошмар. Он — профессор истории, человек, погрузившийся в книги, изредка всплывающий к действительности только для того, чтобы вспомнить, поел ли и убрался ли в квартире. Макс понимал, что непоправимо скучен, спокойно следуя по проторенной академической дорожке всю свою жизнь. И уж, конечно, никак не мог оказаться на яхте в Атлантике, преследуемый вооруженными ворами.
— Доктор.
Голос бывшего работодателя прозвучал достаточно близко, чтобы заставить Макса обернуться. Направленное на него оружие меньше чем в пяти футах напомнило, что некоторые кошмары бывают вполне реальны. Он медленно отступал, пока не уперся в поручень. Бежать некуда.
— Понимаю, что это связано с некоторым неудобством, — сказал Кофилд, — но думаю, вы поступили бы мудро, вернувшись в свою каюту. — Зигзаг молнии подчеркнул слова. — Шторм ожидается коротким, однако достаточно серьезным. Не хотелось бы, чтобы вы… свалились за борт.
— Вы вор.
— Так и есть.
Кофилд, широко расставив ноги на качающейся палубе, улыбнулся, наслаждаясь происходящим — ветер, наэлектризованный воздух и белое лицо загнанной в угол жертвы.
— И теперь, когда можно совершенно откровенно рассказать вам, что именно ищу, наша работа пойдет гораздо быстрей. Ну же, доктор, напрягите свои прославленные мозги.
Уголком глаза Макс увидел, что Хокинс заходит с другой стороны, такой же устойчивый на кренящейся палубе, как горный козел на проторенной тропинке. Через мгновение они схватят его, и, как только сделают это, он никогда больше не увидит студенческой аудитории.
Ведомый инстинктом выживания, никогда раньше не проявлявшим себя, Квартермейн перемахнул через поручень. Он услышал грохот, почувствовал, как обожгло висок, затем вслепую нырнул в черную бурлящую воду.
Лила спустилась по извилистой дороге к основанию утеса. Едва она вышла из автомобиля, как усилившийся воющий ветер взъерошил волосы. Девушка не понимала, почему ее неодолимо влекло побыть в одиночестве и полюбоваться штормом на этом узком каменистом берегу.
Но она приехала, волнение струилось в венах и собиралось под кожей, ускоряя биение сердца. Лила засмеялась, звук подхватил порыв ветра и унес вдаль. Мощь и страсть взрывались вокруг в восхитительной битве.
Вода хлестала и кипела у скал, распыляясь в воздухе. Пронизывающий холод заставил Лилу затрепетать, но она не отодвинулась, вместо этого на мгновение закрыла глаза и подставила лицо, впитывая брызги.
Грохот стоял невероятный, дикий, первобытный. В небесах, все ближе и ближе, бушевал шторм — всеобъемлющий, неотвратимый и неистовый. Разразился ливень, такой тяжелый в воздухе, что можно было попробовать на вкус, молния вняла команде, зигзагами расчленила небо, разрывая черноту, пока взрывы грома соперничали с ревом воды и ветра.
Лила ощущала себя частью яростной стихии, но не было никакого чувства одиночества и страха. Ожидание покалывало кожу, и возбуждение, такое же дикое, как шторм, билось в крови.
«Что-то приближается», — снова подумала она, подняв лицо к ветру.
Если бы не сверкнула молния, Лила не увидела бы его. Сначала заметила темную фигуру в еще более темной воде и задалась вопросом, не заплыл ли дельфин слишком близко к камням. Влекомая любопытством, пошла по глине, отбрасывая волосы подальше от жадных пальцев ветра.
Не дельфин, с легкой паникой поняла Лила. Мужчина. Слишком потрясенная, она неподвижно стояла и смотрела, как гибнет человек. Это всего лишь игра воображения, сказала себе девушка, просто она захвачена стихией, легендой и личным соучастием. Сумасшествие думать, что она действительно разглядела, как кто-то борется с океаном в накатывающих яростных волнах.
Но когда фигура появилась снова, Лила, покачиваясь, скинула сандалии и нырнула в ледяную черную массу.
Макс быстро терял силы. Хотя он сумел сбросить обувь, ноги казались налитыми свинцом. Он всегда был сильным пловцом — плавание единственный вид спорта, к которому он имел какие-то способности. Но море гораздо сильнее, это оно несло его вперед, а не окоченевшие конечности, как пушинку, тащило вниз, потом, дразня, отпускало, пока он изо всех сил пытался вырваться из пучины за еще одним глотком воздуха.
