в плече, а во всем теле.
— Я работала в «Гаване» три года, когда Даниил пригласил на свидание. Закрутилось. О том, что он владелец, сказал только месяца через три. Но и тут, похоже, соврал, — презрительно фыркаю, проверяя теорию, а Зотов запрокидывает голову, заходясь в безудержном ржаче, подтверждая.
— Она мне нравится, — невзначай отбивает тыльной стороной ладони по колену стоящего рядом с ним громилы.
— Дальше, — поторапливает угонщик.
— Кольца он не носит, заглянуть в паспорт ума не хватило. И в один день в его загородный дом заявляется его жена. С матерью, — Зотов вновь начинает смеяться, а я продолжаю, решив не дожидаться окончания истерики. — Я увольняюсь, устраиваюсь в другой бар. Испытательного срока не проходит, заявляется его жена, оскорбляет, кричит. Одна смена, вторая, не выдерживаю и снова увольняюсь. И так трижды. Понимаю, что о работе в центре можно забыть. Пишу в чат техникума, кто где. Отзывается несколько человек, встречаемся, болтаем. Но в основном либо не требуются сотрудники, либо середнячок с такой зарплатой, что хватит только на оплату квартиры. А Крис обещает чаевые. Решаю попробовать.
— Значит, за подачками пришла? — хмыкает Зотов.
— Представь себе, — отвечаю зло, отбросив церемонии.
— А то, что там через каждую первую рожу срок читается — это ничего? Не смутило?
— Ты понятия не имеешь, от какой падали я в пятнадцать в своей комнате закрывалась, двигая шкаф, — бросаю ему в лицо, подаваясь вперед. — Понятия не имеешь, как учить уроки под блатные песни до утра, пока все запасы паленой водки не закончатся и собутыльники отца не уснут кто где. Понятия не имеешь, как стыдно у родного брата деньги на трусы клянчить. Ты вообще ни хрена обо мне не знаешь, а твои выводы касаемо моей причастности — полная херня.
— Не заводись, — осаживает Даня.
— Пусть, — позволяет Зотов, глядя на меня с интересом. — Так что же произошло сегодня, красавица?
— А ничего, — развожу руками, откидываясь на спину. — Работала я. Пиво мужикам наливала. Стопочки ледяные в рядок на барной стойке составляла. Загляденье, все слюнями захлебывались, даже грудь обнажать не пришлось. И вдруг какой-то придурок хватает меня за руку и тащит через барную стойку, — опускаю ноги на пол и задираю футболку, показывая длинный неширокий синяк. — Шутка мне не понравилась, я схватила бутылку и огрела его по голове. Он не отключился, но разозлился. Его пытались оттащить и завязалась драка, к которой подключились даже те, кто вообще не видел, с чего сыр-бор. Окатила всех ледяной водой из шланга, многие очухались, кто нет — по настоянию охранника оплатили ущерб и продолжили на улице. Остальные расселись и еще пару часов чинно пили пиво.
— И кто может подтвердить? — хитро сощуривается Зотов.
— Да все, кто придет завтра с фингалом похмелиться, — фыркаю пренебрежительно.
— Спрошу. Дальше.
— Дальше пришла Валентина, убираться. Мужики стулья подбили какие смогли и свалили, Ден, охранник, заставил. А я помогла все убрать. А потом, — замолкаю и морщусь. — Устала я. Руки поднять не могу, спать хочется невыносимо. Легла на заднее сиденье, хотела немного подремать. Ключ забыла вытащить. Нет, вру. Мне это даже в голову не пришло, я же в машине сама. Окно приоткрыла и отключилась. А проснулась уже от гонки с применением огнестрельного.
— Опиши водилу, — басит здоровяк.
«Сволочь ты», — посылаю ему ласковый взгляд.
— Широкоплечий мужик в капюшоне. Матерился громко, велел пригнуться, что я и сделала. Когда он вышел, позвонила Кристине, попросила о помощи.
— Почему не брату? Мент же, — удивляется Зотов.
— Я не ищу проблем. И хочу получить расчет.
— Это вряд ли, — сообщает здоровяк. — Подъем.
— Сам отвезу, — поднимается вместо меня Даня и тянет за собой за руку.
Если бы у меня был выбор, с кем бы я предпочла поехать? С козлом, испоганившим мне и без того непростую жизнь, или с верзилой, который, не исключено, отправит в последний путь? Ведь я ясно дала понять ему, что узнала.
— Прям как в лучшие годы, — гогочет Зотов. — Приходит Туманов и грубой мужской силой утаскивает с вечеринки самую красивую девочку.
— Именно, — нагло хмыкает здоровяк и, наклонившись, перекидывает меня через плечо. Взвизгиваю и зажмуриваюсь, обхватывая его обеими руками как получается.
Никак, вообще-то. Он огромный! И твердый, как камень! Прямо на отбитый живот давит своей мускулатурой!
— Она высоты боится, — проговаривает Даня отрешенно.
— Разберусь, — отбивает Туманов сухо и тащит меня, судя по всему, к входной двери.
— Обувь, — пищу ему в спину.
— Не понадобится, — сообщает странное.
Пока осмысляю, мы проходим в лифт. Двери закрываются, он тянет меня за ноги вниз, но пола достичь не дает, подхватывая на руки как невесту. Одна моя рука остается на его шее, а вторая безвольно лежит на животе.
— Опиши водилу, — ехидничаю и обиженно надуваю губы. — Так за что ты там извинялся?
— За это. И за то, что еще предстоит.
— О чем ты? — бормочу, тараща на него глаза.
— Не здесь, — прерывает разговор, даже не взглянув на меня.
Выходит из лифта, консьерж видит нас и со всех ног бросается к двери, так ловко открывая ее перед нами, что Туманов даже шага не сбавляет.
— Классная тачка, — поглаживаю торпеду его внедорожника, когда он, усадив меня на переднее пассажирское сиденье, занимает водительское место. — Но моя лучше, да?
— Сама виновата, — заявляет нагло. — Спать в незапертой машине с ключами в замке зажигания? Еще бы вывеску на крышу поставила.
— Ну ты и… — ошалело покачиваю головой, так и не сумев подобрать достойных этого примата эпитетов.
— Родион, — представляется, повернувшись и пронзив меня взглядом. — Туманов Родион Сергеевич. Твой будущий муж.
— Что? — глупо прыскаю, тараща на него глаза.
— Муж, — повторяет скупо и кивает на ремень. — Пристегнись.
— Сначала объясни, что за бред ты несешь, — встаю в позу, а этот мерзавец резко трогается с места и сразу же дает по тормозам. — Свинья, — морщусь от боли в простреленном плече и отбитом животе, но пристегиваюсь.
— Я не вижу другого способа сохранить тебе жизнь. Зотов тебе не поверил. Борисов и того меньше. И, раз уж я втянул тебя, мне и расхлебывать.
— Забудь, — бросаю дерзко. — Ни за что не выйду за такого, как ты!
— Никогда бы не взял в жены такую, как ты, — отвечает взаимностью. — Хотя, откажись. Это будет твой выбор и моя совесть будет чиста и спокойна.
— С чего бы твоей совести вообще на мой счет переживать? — бурчу, терзаемая сомнениями. — И естественно, я отказываюсь.
— Вот и славно. А теперь заглохни, мне нужно подумать.
«Козел», — награждаю его мысленно и отворачиваюсь к окну.
Мутит там
