Через три дня он уже будет в клинике. Ян поднял голову, задумался. Каким он вернётся оттуда? Гарантий никто не даёт, но он верит в своё везенье. Не навеки же ангел-хранитель отвернулся от него? Должен же когда-то быть праздник и на его улице! Хватит этой неподвижной жизни, которую и жизнью не назовешь.
Всё… Глаза слипались, молодой человек уронил голову на руки и мгновенно заснул.
Яну снилось, что он бежал по полю, распахнув руки, распахнув сердце, навстречу девушке в белом платье. Он любил её, эту юную красавицу, и желал её. Лица девушки не было видно, но молодой человек знал, это она, его невеста, его любимая. А кругом цветы, синие и розовые, розовые и синие, яркие цветы, куда ни глянь, они всюду на большом цветущем лугу.
Звонок в дверь разбудил Яна. Он ещё досматривал сон, не желая с ним расставаться; там, в этом чудесном сне юная красавица падала в сине-розовые цветы и протягивала к нему обнажённые руки, звала в свои объятия. Там, в этом сне была надежда на скорое возвращение здоровья, что было для него синонимом счастья. Но звонок повторился, пришлось всё же разлепить глаза. Вздохнув, он порулил к двери.
Вошла Надежда, увешенная пакетами, наполнив прихожую ароматами холодного декабрьского дня. Сияющая улыбкой, она тут же выложила брату все новости про найденную, наконец-то, нужную сумму денег. Всё позади! Скоро они летят в эту обетованную израильскую землю, где лучшая в мире медицина – за здоровьем, за счастьем, за новой жизнью.
Улыбаясь, девушка достала из пакета новую куртку, спортивный костюм, сапоги, её брат должен выглядеть не хуже других.
– Нравится? Вместе с Настей выбирали – она протянула ему сапоги. – В них и сделаешь свои первые шаги.
Ян отвернулся, поморщился:
– Надь, непонятно всё ещё с шагами-то… Да и благотворительность эта, – она махнул рукой в сторону пакетов, – ни к чему.
– Благотворительность, – рассердилась девушка, – это когда чужие дают. А когда свои – самая что ни на есть норма.
– Ладно, – Ян примирительно тронул её за руку, – спасибо! И Настасье передай.
Честно говоря, его одежда оставляла желать лучшего, он не был в магазинах сто лет, и захотел бы, но никак не смог бы с коляской туда попасть, только лишь постоял у порога. Быть инвалидом – не самое простое дело.
Надежда уже собиралась уходить, когда Ян вдруг схватил её за руку.
– Знаешь… я тут подумал, мальчишка этот, Данилка, подумает, что забыл я его. Не показываюсь, – он взглянул ей в лицо, понимает ли его сестра, дело ведь серьёзное. – Разуверится пацан в людях…
– Да. А парню и так досталось. – Надежда пыталась сообразить, как избавить Яна от этого беспокойства; что-то всегда можно придумать.
– Может, Настасья не откажется к нему съездить?
Ян называл её подругу исключительно Настасьей, говорил, что так вкуснее, и имя звучит, как сладкая конфетка во рту.
– Голова! – произнесла уважительно.– Конечно, она съездит, ты же знаешь Настю.
Он знал. Да что там знал, он уже давно держал её в своём сердце…
Надежда обрадовалась так быстро нашедшемуся выходу из положения.
– Всё, убегаю, ещё куча дел перед отъездом, – натягивая перчатки, она склонилась над его головой, чмокнула в макушку.
– Давай!
Звук захлопнувшейся двери почему-то навеял грусть. А ещё это слово – убегаю, он ненавидел его… Он и это слово – давно не вместе, не по пути ему с этим ненужным словом… Отгоняя печальные мысли, Ян устроился за столом, хватит прохлаждаться, пора за работу.
Он протянул руку к деревянному человечку, лежащему поодаль. Девушка в красном платье, с симпатичным, улыбающимся личиком, казалось, она сейчас оживет и скажет что-нибудь хорошее, доброе, весёлое. Эта фигурка – лучшее, что сделал Ян. Он подарит её Настасье, самой замечательной девушке, которую он знал, которая стала для него целым миром, светлым и таинственным, а ещё крепким вином, которое пьянит и радует. Она его вера, его надежда, его любовь, его мысли и мечты. Но ни взглядом, ни словом Ян не выдаст себя. Как можно, кто он, и кто она… Пусть живёт спокойно, милая девушка Настасья, он никогда не потревожит её дурацкими любовными признаньями.
* * *
«Да что за день такой!» – рассерженный, Евгений швырнул телефон на стол.
Только что позвонил новый клиент и отказался от его услуг. Чёрт! А он уже врубился в дело, в эту непростую ситуацию… Тратил время, шевелил извилинами. Уже загорелся, охваченный азартом, набросал план действий. Уже видел победу впереди. Хоть договор ещё не был заключён, он, дурачок, побежал впереди паровоза. Впредь будет умнее. Всё же жаль, дело обещает быть таким громким…
В последнее время ничто не радовало Женьку. На работе подозрительное затишье, и он не знал, куда себя деть. Даже новая квартира, куда он раньше заходил с трепетом и радостью, не радовала. Совсем недавно он гладил стены в гостиной, потому что хороши, трогал диван с такой чудесной мягкой обивкой. А теперь так пусто там без Ани, так холодно. Скучал он без неё, без её искрящихся глаз и нежных рук, умеющих быть ласковыми, без тёплого девичьего тела рядом, в постели. Подумал о ней – и волна возбуждения разлилась внутри, звезды страсти вспыхнули в крови, сумасшедшие, они накапливались, требуя выхода…
Евгений вышел в коридор, налил себе кофе из кофемашины и, прислонившись к стене, сделал глоток. Чёрный, как чёрт, горячий, как ад, этот напиток немного поднимет ему настроение.
Хотя завтра всё изменится. Она прилетает. Ура! Наконец-то Болгария отпустила его девушку. Завтра… давай уж, наступай, он ждёт-не дождётся свою милую подругу.
И завтра наступило, застав Женьку в аэропорту Домодедово. Молодой человек, стоя у ограждения, жадно вглядывался в лица выходящих из зоны прилёта людей. Всё не те, не те…Наконец-то мелькнуло её родное лицо. Чёрная курточка ладно облегает фигуру. Она… Идёт королевской поступью, поступью танцовщицы. В руках цветы, ого, какой букет! Намёк на большие чувства. А он, недотёпа, не догадался купить цветы, какая досада, какой непростительный прокол!
Анна махнула ему рукой, улыбнулась, и досада прошла. Она любит его, такого, какой есть, со всеми недостатками и недотёпистостью. Не может не любить? Вдруг страшная мысль пронзила его мозг. А если разлюбила? Если кто-то там, с шикарными букетами, задурил ей голову? Да такого просто не может быть! Вот она подходит к нему, такая же, как прежде, так же сияют её глаза цвета грозового неба…
И у Ани сердце ёкнуло, когда она встретилась с Женькой глазами, тот облегчённо выдохнул, вычислив её взглядом. Засветился, просиял. Какой он всё же родной, неидеальный, но настоящий. Её это человек, её роман, её сказка, и по-другому быть не может.
Они обнялись и долго не отпускали друг друга. Ставший ненужным, вмиг потускневший букет роз лежал на её багажной сумке. Увядшие цветы – печальное зрелище… Букет, уже бессильный что-либо изменить, не имел уже никакого значения, значение имел только этот человек, что рядом.
– Я так скучал, – шептал ей Женька, касаясь губами волос, вдыхая знакомый запах, – не оставляй меня больше. Никогда, слышишь…
Она слышала, она соглашалась, больше никаких наваждений, никаких странных мыслей, он, только он теперь в Анином сердце.
– Я слышу тебя, любимый, – сказала она дорогое, редкое слово, которое нельзя часто доставать на свет, иначе это сильное слово потеряет своё значение, померкнет, потускнеет.
Отстранившись, Женька взглянул девушке в глаза, правда? И шепнул ей в ответ:
– Я тоже. Сильно… Аня, давай прямо завтра подадим заявление?
– Евгений? Неужели? Вы снова делаете мне предложение? – в ней проснулось особое кокетство женщины, которую любят.
– Да. И ещё знаешь, что? Я хочу тебя немедленно! – подхватив Анину сумку, взяв её за руку, он быстрым шагом направился к выходу.
– Не так быстро, Ромео! – смеясь, она почти бежала следом; какая всё же чудесная получилась встреча.
Позднее, оказавшись в квартире и едва сбросив сумки и куртки, прямо в прихожей они обнялись снова, плотно прижимаясь друг к другу соскучившимися телами. Прижав её спиной к двери, Евгений завёл Анины руки высоко вверх, целуя грудь, выгнувшуюся ему навстречу.
