class="p1">– Координаты, по которым звонил Синичкин из связной комнаты, удалось идентифицировать: рации пеленговали через спутник. Местоположение подпольной рации: Кавказский хребет, район Крестового перевала и Чертовой долины, это совсем недалеко отсюда… К тому же сохранилась аудиозапись разговора лейтенанта Синичкина с неизвестным.
– Как это он так облажался? На базе Вазиани вывернулся, а тут… – Майор Кононец глубоко затягивается сигаретой.
– Не знаю, как в Вазиани, а в Гори Синичкин проделал следующее: ударил по голове постового и произвел сигнал тревоги с его устройства, и когда все забегали, скрылся в комнате связи. Только в Гори запись разговоров велась автоматически, ее можно было…
– Постойте, в Вазиани тоже все записывалось автоматически! – отвечает Резо. – Вам не представили сведения оттуда?
Мы вопросительно смотрим на Резо и переглядываемся.
– Связист Алашвили не показал вам, куда звонил Синичкин? – Резо повторяет вопрос.
– Нет… Он сказал, что не записал.
– Это он сообщник, товарищ майор! – пылко произношу я. – Алашвили не захотел показывать, потому что замешан в этом.
Кононец встает с места и задумчиво прохаживается, скрипя старыми пыльными половицами. Майор пыхтит сигаретой и смотрит под ноги, словно обдумывая что-то.
– Есть запись разговора Синичкина с неизвестным? – наконец озабоченно спрашивает он.
– Вот, – протягивает флешку Макс.
Из рюкзака одного из экспедиторов, невысокого пожилого мужчины с поседевшей шевелюрой, появляется ноутбук. Кононец вставляет флешку…
–Юра, когда будете в пропасти?– голос неизвестного с сильным кавказским акцентом.
–Завтра выезжаем из Гори,– а этот голос, по всей видимости, принадлежит Синичкину.
–Сколько они будут искать? День, два? Я заплатил не для того, чтобы морозить задницу в пещере! Абдулаев ждет оружие, черт возьми!
–Ахмед, не от меня зависит, ты же знаешь. Заболоцкий еще не решил, что делать с людьми.
–Что? Обычная схема, Юра,– пропали без вести.
–На дворе весна, лавин нет. Куда они денутся? Любой лейтенантик, увидев раскопанный тайник, все поймет. Еще бы – такая огромная партия!
–Нам не нужны лишние свидетели, так и скажи Заболоцкому. Пусть Алашвили отработает свой куш и объявит предупреждение о сходе лавин по внутренней связи. Все, Юра, отбой. Уезжай.
Я задыхаюсь от слез. Громко всхлипнув, протискиваюсь между людьми и выбегаю на улицу. Метели нет, ярко светит солнце, от сильного порывистого шквала не остается и следа…
Щеки ласково овевает легкий, почти весенний ветер.
– Папочка, папа… Как же так, за что? – я рыдаю в голос. На плечи опускаются руки Мира. Он разворачивает меня и прижимает к груди.
– Поплачь, Лис. Мне так жаль, Лиси, так жаль…
– Я хочу прогуляться, Мир, – я отстраняюсь. – Мне нужно побыть одной. Скажи майору, что я ушла, хорошо? Спущусь в долину.
– Сейчас принесу твой рюкзак, постой.
– Не надо, Мир. Я ненадолго.
– Не спорь, малыш. Жди меня.
Мир приносит рюкзак. Улыбаюсь, замечая торчащий кусок лаваша, и водружаю ношу на плечи.
Шумно дыша, Мир возвращается и садится на место. Кононец перематывает запись и внимательно слушает еще раз. Экспедиторы теснятся на длинной лавке, боясь пошевелиться.
– Связались с Капустиным? – спрашивает Артем Дмитриевич Петровских.
– Да. Он выяснит через Военную прокуратуру России, где сейчас Синичкин.
– Грузия не дружит с Россией, так что… Они могут отмазать Алашвили. Других доказательств, кроме этой записи, нет. Террористов – заказчиков оружия, скорее всего, тоже нет в живых.
Резо звонит по рации. Через пять минут в бараке появляется тот же мальчишка со свежим чаем и лепешками. Экспедиторы радостно выдыхают и разбирают горячие чашки.
– Получается, Авалиани скрыл от нас запись разговоров и Легенды, и Синичкина, так? Они дали нам вшивую бумажку, где написано время вызова и длительность разговора Ильи Легенды. А сами записи уничтожены. Все благодаря подполковнику Алашвили. Что же случилось в Гори? Почему там Синичкин облажался и не замел следы? – Кононец садится напротив Резо, не обращая на разноголосый гул никакого внимания.
– Не знаю, майор. По идее, если в маршруте экспедиции значилась база Гори, там тоже были сообщники.
– Что-то здесь не сходится. Жалко, что база полностью разрушена, теперь мы не узнаем, а ведь…
Рация подполковника Лагидзе шипит и крякает. Он увеличивает громкость звука и взмахом руки призывает экспедиторов говорить потише. Из рации льются слова на грузинском. Резо отрывисто отвечает и вскакивает с места:
– Всем внимание! Тихо! Пять минут назад начался сход лавины с Кавказского хребта. Степень опасности – триcontentnotes0.html#n_14. Берите свои вещи и следуйте за мной! Этот барак может не выдержать.
– Че-ерт! – кричит Мир, вскочив с места. – Лиси…
– А где она? – напрягается Кононец. Сигарета в его пальцах начинает подрагивать.
– Ушла в долину. Хотела побыть одна. Черт, я никогда не прощу себе… – Мир обреченно обхватывает голову руками и протяжно стонет…
Алиса
Голова кружится от разреженного горного воздуха. Я чувствую себя песчинкой, выброшенной на берег волнами океана, или маленькой движущейся точкой. Природа пугает необъятностью: небо давит к земле, словно невидимое покрывало из серых дождевых облаков, а под ногами хрустит гравий, выстилающий узкую, ускользающую в бесконечность тропинку…
– Мерзавцы… Продажные твари… Подонки… – выплевываю слова вместе с рыданиями. А я ведь втайне надеялась, что папа жив… Глупо и по-детски, не спорю. Я успокаивала себя верой, что отца тяжело ранили или он потерял память…
В одночасье слова преступника на записи лишили надежды. Меня будто окунули в ледяной колодец отвратительной, горькой… правды. Все они погибли… И, какова бы ни была правда, придется ее принять.
Бреду все дальше и изредка оборачиваюсь на белеющие среди гор строения военной базы.
– Помоги мне, папочка… Помоги найти хоть какую-нибудь зацепку… Хочу наказать этих мерзавцев, – бубню себе под нос и остервенело пинаю валуны, покрытые грязным подтаявшим снегом.
Солнце низко опустилось и спряталось за острыми горными вершинами. Я присаживаюсь на большой гладкий валун, чтобы немного передохнуть. От энергичной ходьбы становится жарко. Разматываю длинный шарф и облегченно вздыхаю.
Мне нравится наблюдать за плывущими облаками и журчащей в низине рекой, слышать шелест листьев и шорохи невидимых глазу животных, снующих между камнями.
Птицы перелетают с ветки на ветку, перекликаются, поочередно кричат, создавая живые, чарующие звуки. Что-то грохочет, шелестит, свистит, сплетаясь в единую ласкающую слух симфонию природы. Я расслабляюсь. Растворяюсь в жизненном спокойствии, становлюсь частью этих звуков, похожих на аккорды.
С каждой минутой порхающие над головой звуки становятся громче. Жмурюсь на солнце, отмахнувшись от странного ощущения: у меня слишком заложены уши и кружится голова! Птицы замолкают и тревожно вспархивают с ветвей, лесные шорохи прекращаются, отступают перед надвигающейся звуковой мощью… До конца не доверяя своим чувствам, я опускаю ладони на землю: она содрогается.
– Мамочка… – я вскакиваю с
