половину.
— Мам, у меня работа. Пока.
— Нет, вы только на нее посмотри…
Редко когда Леона радовалась оборванной связи. Но работы и правда набралась куча. В буквальном смысле. Разряженный телефон улетел в карман до лучших времен. На чем она там остановилась? Ага, две тысячи восьмой, «География путешествий».
Освободилась Леона в итоге не то что пораньше — а на полтора часа позже. Зато все сделала. Одной головной болью меньше! Она потянулась, сохранила обновленную картотеку, торопливо закрыла программу и выключила компьютер. Все-все-все, сколько можно-то? В «Оксфаме» уже ни одной живой души не осталось, даже книжный босс ушел минут пятнадцать назад.
Леона пробежалась по магазину, проверяя сигнализацию, выключила свет и закрыла дверь. Улица дыхнула в лицо запахом яблок и прохладным ветром. Здравствуй, сентябрь. Леона вслепую закинула в сумку ключ от магазина, и тот стукнулся о холодный труп телефона. Упс. Мама, наверное, волновалась и злилась. С другой стороны — телефон «Оксфама» она знала, могла и набрать, если бы захотела. А если уж решила обижаться, Леона ничего с этим не сделает.
По пути до дома в голове разрозненной чередой шли мысли о последнем месяце лета. Некая секта признала, что нашла тела двоих девочек и предала сожжению. Анализ пепла косвенно подтвердил ДНК. Винтер же прислала почтой фотографии немного хмурых, сидящих в стороне, но то там, то тут принимающих участие в общих делах пансионата Сьюзен, Оллин и Чарли, который крайне оперативно сдержал свое обещание уболтать мать. Тот еще когнитивный диссонанс! Сойдет Леона такими темпами с ума — и ладушки.
— Я до…
Не успела Леона порога переступить, как ее сгребли в объятие. Слишком знакомое, крепкое, терпкое объятие! В нос ударили запахи кожи и домашней еды.
— Г-гамельн? Что ты зде…
Гамельн без лишних слов впечатал ее в дверь и принялся целовать. Слишком жадно, спешно, до подкашивающихся ног.
— Г-гамельн, м-мама…
— Бетти и Руди ушли ночевать в новый дом, — Гамельн принялся расстегивать на ней рубашку и проезжался губами по обнаженной коже. Леона задыхалась.
— Мне надо… умыться…
Гамельн послушно потянул ее в ванную и чуть не сорвал кран. А Леона почти что искупалась, не в силах сопротивляться напору губ и языка. За спиной хлестала вода, ладони норовили соскользнуть с фаянсовых бортиков, а Гамельн целовал-целовал ее, налетами и глубоко. Язык шарил чуть не по глотке. Руки облапали-изучили буквально каждый кусочек кожи. Когда Гамельн с нажимом провел между ног — ладонь Леоны все-таки поехала… Она успела больно приложиться лопаткой о раковину, прежде чем Гамельн подхватил ее — и развернул. Лицом к зеркалу!
Гамельн хищником припал к шее, прошелся мокрыми поцелуями по плечу, расправляясь с молнией и сдирая с Леоны юбку. А Леона с трудом помнила, мылась ли она вчера. Смотреть на собственный лихорадочный румянец было невыносимо.
Леона зажмурилась и ухнула лицом в холодную воду: защитные системы перекрыли и кран, и слив. Пронырливый Гамельн выбрал, конечно же, именно этот момент, чтобы сжать ее задницу. Леона едва не захлебнулась. А потом чуть не задохнулась — Гамельн, недолго думая, стал ее ласкать. Его сейчас, кажется, не остановил бы и Армагеддон.
Леону сковали волнение и предвкушение. А Гамельн облизал губы и встретился с ней в зеркале взглядом, отчего захотелось пискнуть и раствориться. Взгляд прожигал насквозь. С таким откровенным желанием не во всякой порнухе смотрели. А Гамельн смотрел. Леона покрылась неравномерными красными пятнами чуть не до шеи. Воздух кое-как проталкивался в легкие. С волос капала вода.
Гамельн вошел в нее, словно специально подгадав сосредоточенность на отражении. Леона уставилась как приклеенная — на собственный приоткрытый рот, на торчащие бусинки сосков, на пальцы, вцепившееся в бедра. Гамельн трахал со вкусом: размеренно, с натягом, растягивая толчки. Своих рук Леона почти не чувствовала — настолько напряглись. Внутри разворачивалась бездна. Ее трясло. Раковину трясло.
А потом Гамельн оторвался, развернул Леону и распластал по кафелю. Хорошо еще полы были утепленными, и все равно прохладца гуляла по позвоночнику. Хотя скоро жар от тел компенсировал все.
Гамельн, приподняв ее ногу, толкался глубоко, до осипшего горла, до скомканных застрявших стонов — и целовал-целовал-целовал… У Леоны голова ехала. Особенно когда Гамельн вспомнил про ее грудь и принялся ласкать. Мозг просто не выдержал, сворачиваясь трубочкой, но короткое отрубание не помогло. Гамельн все еще двигался в ней — мучительно медленно. С совершенно отрешенно-обдолбанным видом. Кончил он Леоне на живот, выдавливая сперму до последней капли. Наклонился низко-низко, почти испугав, и рухнул рядом.
Сердце Леоны не просто билось как сумасшедшее — норовило выпрыгнуть и умчаться в закат!
— Я планировал все более чинно. Но ты опоздала, — Гамельн сладко потянулся, стянул со стеллажа салфетки и стал Леону вытирать.
— Ноу… комментс… — язык Леоны заплетался, тело на отходняке из пружины норовило стать желе. Сознание еле шевелилось.
Как-зачем-почему перекрылись невозможно нежным:
— Я скучал, Лео.
Кажется, Леона успела сказать в обратную «Я тоже» и вроде даже «Люблю тебя, гада ненормального».
* * *
Утром Гамельн никуда не делся. Кивнул на стол:
— Завтракай и поехали.
Лишних вопросов Леона не задавала. Даже насчет работы. Гамельн все это должен был уладить. Бывалый, явно видавший виды байк стоял возле дома — как Леона вчера проморгала? Хотя она вообще вчера… Неважно. Гамельн рядом с ней. Ее Гамельн.
Они ехали долго, и зелень рябила в глазах. А потом накатило щемящее-щемящее — Леона узнала дорогу. Домик в лесу на первый взгляд совершенно не изменился.
— Чтобы не сойти с ума, я наводил здесь порядок, — Гамельн слез с байка и раскинул руки, словно охватывая свое владение. Обозначая: «Это моя земля! Мой дом».
Леона спрыгнула следом — и задохнулась от воздуха. Солнце слепило. Трава липла к ногам и оплетала-шептала: «Вернулась!». Птицы орали: «Вернулась!». Вернулась… Припала к доскам всей собой. Дышащие теплом, те ласково-шершаво легли под ладони. Внутри правда оказалось чисто и прибрано. Прохладно. Леона ходила по комнатам завороженная и узнавала оставленные детали, сохраненные следы жизни. Лоскутное одеяло в углу, рисунки на стенах, вырезки рецептов ба на кухне, мягкие игрушки и футбольный мяч в зале. Сердце сжималось. Сколько же, сколько всего упущено! Но еще не поздно все восстановить.
— Лео! Иди скорее сюда!
Леона выбежала на окрик, и сердце защемило от вида невозможно счастливого Гамельна, который опирался о бампер машины. От его глаз разбегались лучики. И весь он был такой красивый, открытый, свободный…
— Лео, привет!
— Доброе утро!
— Хай, биг сис.
Леона вздрогнула — и разобрала на телефоне Гамельна сеанс видеосвязи. Оттуда таращились,
