Александр удивлённо смотрит на Артёма. Я разглядываю девочку. Невысокая, худенькая, с длинными светлыми волосами. На лбу, видимо, порез, заклеен лейкопластырем, с руками тоже не всё в порядке, из-под рукавов курточки видны бинты. На лице испуганно-растерянное выражение.
– Вы знаете, мне многое показалось странным… – снова начинает объяснять лейтенант, но муж перебивает:
– Мне тоже. Протокол.
– Что? – полицейский непонимающе смотрит на Александра.
– Мне нужен протокол осмотра и задержания, – уточняет муж.
– Вообще-то я не имею права сейчас… утром… может быть, – путаясь в словах, пытается объяснить лейтенант.
Александр поворачивается ко мне и говорит:
– Оксана, веди детей в машину, подождите меня там, я сейчас приду.
Мы выходим на ночную улицу. С облегчением вдыхаю полной грудью свежий холодный воздух. Слава Богу, всё обошлось, мой ребёнок со мной и с ним всё в порядке. В физическом плане. Потому что его душевное состояние мне совсем не нравится. Он молчит, поджав губы. Прячет от меня глаза.
– Тёма, как же ты нас напугал! – я пытаюсь его обнять, – У меня давно не было такой кошмарной ночи! – мне кажется, я сейчас расплачусь.
– Мам, ну ты чего, всё же в порядке.
Он быстро обнимает меня за плечи, старается расцепить мои руки и отойти. Я понимаю: рядом девушка, а мама вешается на шею. Ему неудобно.
– Ты познакомишь меня с девочкой?
– Виктория. Вика, познакомься, это моя мама, Оксана Юрьевна, – быстро и нехотя произносит Артём.
– Очень приятно, – робко произносит девушка и, стараясь быть незаметней, прячется за спину Артёма.
Из отдела выходит Александр. С удивлением окидывает нас, толпящихся возле автомобиля.
– В машину, – коротко приказывает он.
Артём и Вика не двигаются с места, настороженно посматривают на Александра.
– Я сказал: все садимся в машину, Виктория в том числе, – уточняет муж, бросив хмурый взгляд на детей.
Возражать ему никто не решается.
– Виктория, где ты живёшь? – спрашивает Александр девушку, когда мы отъезжаем от отделения полиции и останавливаемся на перекрёстке.
– Дубровская улица, дом пять. Там метро Пролетарская недалеко.
– Знаю, – говорит муж и рвёт с места машину.
Дети на заднем сиденье о чём-то оживлённо шепчутся, вдруг Виктория громко и горячо говорит, обращаясь к мужу:
– Александр Григорьевич, вы не ругайте Артёма, он ни в чём не виноват, это я всё…
– Заткнись, Вика! – орёт Артём.
– Помолчи, – осаживает она, – Я попросила Артёма поучить меня вождению, он согласился, это я была за рулём, это я разбила машину.
– Это я понял и без вас. Невозможно, чтобы разбита водительская сторона, а травмы получил пассажир, – говорит муж, – Я не пойму, зачем Артёму брать вину на себя, может, ты мне объяснишь, сын?
– Я ничего не буду объяснять, – грубо бросает Артём. Я с удивлением гляжу на него. Он под воздействием стресса забыл, как разговаривать с родителями?
– Да это из-за меня. Если отец узнает, что я разбила машину, он меня убьёт, а ещё у меня могли отобрать права, а за них и так денег немало отвалили. А у Артёма прав нет, отбирать нечего, и мой отец его не тронет.
– Ему и своего достаточно, – резюмирует Александр, – Ты ничего не хочешь добавить к этому, а Артём?
– Ничего.
– А почему у тебя весь вечер был отключён телефон?
– Потому, что я не хотел разговаривать.
– С кем?
– Па, давай дома поговорим.
– Давай.
С этого момента в салоне воцаряется тишина. Только когда мы подвезли к дому Викторию, Александр говорит, что решит вопрос с её машиной. Девушка благодарит, прощается с нами и уходит.
Я думала, все рассказать Артёму мешает Вика, но оказалось, я. Даже когда мы остаёмся в машине втроём, разговор не возобновляется. Так, в полном молчании, мы и приезжаем домой.
В квартире я чувствую такую одуряющую слабость, такой упадок сил, что валюсь с ног. Саша замечает это, помогает мне снять пальто.
– Иди, отдыхай, я сейчас. Нужно поговорить с Артёмом.
Он подталкивает меня в сторону спальни, а сам заходит в комнату сына. Я вхожу к себе, переодеваюсь, но не ложусь, знаю, что моментально отключусь. А мне хочется дождаться мужа. Вдруг слышу громкий окрик Александра. Он никогда так не повышал голос! По сути, я слышу это впервые. Ситуация серьёзна. В голове всплывает: «Если он не найдёт веских оправданий, я его убью». Наверное, оправданий не нашлось.
Бегу к спальне Артёма. Нужно спасать ребёнка. Замираю в недоумении перед дверью, так как слышу грубый и громкий голос сына: «А что, только тебе можно нарушать моральные принципы? Ты спрашиваешь, думал ли я о матери? А ты о ней думал?» Негодование вскипает в душе. Да как он смеет разговаривать с отцом в подобном тоне? Хочется влепить ему пощёчину, чтобы поставить на место!
Протягиваю руку к двери, но снова обиженный гневный голос Артёма не даёт мне открыть:
– Я сказал, что мне нравится Верочка не для того, чтобы ты сам её опробовал! Я стоял выше на лестничной площадке, и видел, как вы целовались. И не говори, что ты не спал с ней! Я хотел с ней поговорить, а когда пришёл, твоя машина стояла во дворе!
Артём говорит с надрывом. Александр что-то тихо отвечает ему, но я не слышу. Я не хочу ничего слышать. Я опираюсь о стену напротив двери. Тотчас исчезли сон и усталость, кровь отхлынула от лица, все мысли тоже пропали, их заменило жуткое ощущение обречённости. Муж и сын теперь говорят тихо и спокойно, но даже если бы кричали, я бы не услышала. Я слышу только шум в ушах, во рту вкус желчи. Но падать в обморок не собираюсь, наоборот, я натянута, как струна.
Дверь открывается. На пороге муж. Смотрит с недоумением, вижу, как по его лицу пробегает тень понимания, он мрачнеет:
– Это не предназначалось для твоих ушей. Прости, – чувствую гнев за спокойными словами.
– Ты извиняешься только за то, что я услышала? – мой голос звучит хрипло из-за огромного комка в горле.
– Да.
– А за то, что было у тебя… с ней… – я срываюсь и не могу договорить, выдавить из себя реальность.
– Я просто сожалею, что это было. Но изменить то, что случилось, не могу. Пойдём в спальню, там поговорим.
Он протягивает ко мне руку, я резко отшатываюсь от него, сама удивляюсь реакции, она на подсознании. На его лице гримаса боли, он поднимает руки ладонями вперёд и вверх. Коронный жест означает: я не причиню вред, доверяй мне. О, Саша, ты уже причинил мне вред. Как я теперь буду тебе доверять?
Он идёт в спальню, я в растерянности стою некоторое время возле комнаты сына, я предпочла бы сейчас вообще исчезнуть с лица земли, но двигаюсь следом.
Вхожу в комнату, сажусь на уголок кровати. На краткий миг у меня вспыхивает надежда, что я неправильно поняла, это была шутка, Саша сейчас объяснит, и станет, как прежде.
