Ознакомительная версия.
Ан нет! Это оказалась Тонечкина племянница, Кира. Вот тоже чудеса. Сидел-сидел в лесу затворником, а тут к нему по воде знакомая приплыла, да еще та самая, которая его с Тонечкой разлучила. Ведь с нее, с Киры, и началось все.
Другой бы на месте Гены позволил бы обидчице утонуть, но только не он. Все-таки женщина тоже. Жалко.
Вытащил, выходил.
Ух, странная она, эта Кира. Вроде и не сильно ранена, а лежит и в небо смотрит. Молчит, совсем даже не рассказывает, что там случилось, почему в реке оказалась, да еще подстреленная!
«Надо ее до города довезти, что ли… – размышлял Гена, идя по лесу с ружьем за плечом (кабанчика надеялся раздобыть). – Ищут ее, поди. У ей вроде жених там, в городе, рыжий такой, помню. Поссорились они, что ли? Или он изменил ей? Нет, она изменила, а он в нее стрелял? Точно. Вот теперь она переживает, бедная. Не, ну а что, до зимы тут сидеть? Надо обязательно ее до города отвезти. Ищут ее, точно, вон у нее родни сколько… И я же потом виноватым окажусь!»
– Пошли вон! Пошли! – чей-то крик неподалеку.
Гена замер, затаился. Он очень не хотел с кем-то встречаться. Охотники, что ли, тоже кабанчика пришли подстрелить?
– Ах гады… Да пошли вы!
Тявканье, рычание.
«Нет, что-то не то творится», – подумал Гена и рванул вперед. На небольшой поляне – береза, вокруг волки собрались, штук семь. Один здоровый, с большим белым лбом, и второй тоже немаленький, с черными подпалинами… Самка, кстати. Эти, поди, вожаки, у них всегда в стае двое верховодят, он и она… И приплод только они приносят. Точно, вон и щенки вдали в травке прыгают.
Волки смотрели на Гену настороженно, недобро. «Наглые какие, ничего не боятся!» – возмутился Гена и прицелился.
Миг – и на поляне уже ни одного зверя, как ветром их всех сдуло. Хитрые, заразы! И стрелять не пришлось.
Треск ветвей, на землю с березы свалился мужчина.
– Ох ты… Вовремя вы! Подо мной ветка подломилась… – сдавленным голосом, пытаясь подняться, произнес несчастный. – А так сожрали бы меня, зверюги!
Гена перекрестился. Перед ним стоял Тимофей, этот рыжий здоровяк, жених Киры.
– Здрасте… А мы с тобой знакомы, брателло! – приветливо произнес Гена.
– Что? Черт… Геннадий!
– Он самый.
– Тесен мир…
– Охотимся? – осторожно спросил Гена, памятуя о том, что, возможно, Тимофей и стрелял в Киру. Если так, то надо от этого товарища подальше быть и к Кире не подпускать.
– Нет. Я и стрелять-то не умею. Блин… ногу распорол… – Тимофей растерянно оглядывал свою ногу – ткань на брючине, где икра, – разодрана, кровь.
– Айн момент, у меня бинт тут есть, – Гена полез в рюкзак. Слова о том, что Тимофей не умеет стрелять, значительно его успокоили. – Да, бинт у меня есть, вот… Перевяжи покрепче. Рана-то не особо опасная… Верно, за сук зацепил… Так ты чего тут, охотился?
– Нет же! Я Киру ищу. Помнишь Киру, мы с ней вместе из Москвы приехали? Она пропала, когда на охоту ходила с отцом. Ты Киру не видел, брат? – Тимофей, перевязав ногу, поднял голову и посмотрел в глаза Гене с каким-то безумным отчаянием.
* * *
Все эти дни на острове Кира пыталась понять, что же такое произошло. Почему, как?! Как получилось, что родной отец стрелял в нее?
«Он хотел меня убить. Он хотел меня убить. Он не просто хотел это сделать, он выстрелил, а значит – он убил меня!» – вертелась в голове у Киры мысль, с которой она никак не могла смириться, которую не могла принять.
Родной отец хотел ее убить.
Все эти дни на острове Кира словно не жила, а существовала между небом и землей, в подвешенном состоянии. Вставала иногда, умывалась водой из реки, ела – что готовил Геннадий, односложно отвечала на его вопросы (да, нет, не знаю), – потом снова ложилась на подстилку из старого, пахнущего дегтем одеяла и в таком состоянии проводила часы, пытаясь заставить себя поверить в то, что родной отец хотел ее убить.
Ни о чем другом она думать не могла.
Да, у них были сложные отношения, отец – он садист, он бил своих домашних, он раньше бил и Киру, но… он же ОТЕЦ!
И вот в этом была самая главная загвоздка, как соединить эти две данности: то, что он отец, и то, что он хотел убить ее, родную дочь.
Наконец, после долгих, исступленных метаний по кругу, мозг вдруг выдал следующую мысль: «Он мне отец, но он мне чужой. Да, именно так. Чужой. И я больше не считаю себя его дочерью. Я ему чужая тоже! Он мне не отец. Не отец!»
Едва Кира осознала это, как на душе сразу стало легче. Девушка засмеялась тихо, села. Шелестели ветвями на ветру кусты вокруг, на прибрежную осоку то садились, то вновь взлетали стрекозы, и их крылышки мерцали на солнце бриллиантовым, волшебным блеском. И по воде тоже шли блики… Вода журчала, плескалась в прибрежных камнях. И ласточки там, высоко в небе, кричали задорно – о чем-то своем, птичьем.
Музыка. Опять у Киры в ушах зазвучала музыка.
Молодая женщина засмеялась опять, потом заплакала. Жизнь заново возвращалась в нее вместе с музыкой.
Плеск весла.
Она подняла голову и увидела, что к острову плывет Гена на своей лодке. И не один вроде?
Кира встала, прислонила ладонь ко лбу. Кто-то рыжий в лодке с Геной. Кто-то рыжий…
– Тим!!! – закричала Кира что было сил – так, что у нее от собственного голоса даже в ушах зазвенело. – Ти-им!
Это был он, ее любимый.
Лодка все ближе, ближе… Едва не перевернув ее, Тим выпрыгнул по мелководью, растопырив смешно руки, бросился к Кире.
– Кирчу́… – они не обнялись, нет – они вцепились друг в друга. Тим закружил Киру, потом принялся целовать.
– Тимочка, Тимочка мой… – тоненько пищала Кира. – Как же ты… Как ты себя чувствуешь?
– Я прекрасно себя чувствую! – заревел он басом, точно медведь. – Кирчу… Блин, Кира, а это что?!
– Ой-ой-ой, не трогай… Тсс… Уже зажило почти, – она поправила повязку на шее.
– Кира!
– Как ты меня нашел? Гена! Гена, как ты его нашел?
– Я тебя искал, и я тебя нашел, – сказал Тим и снова поцеловал ее. – Кирчу, я ведь ни минуты не верил, что это могла быть ты!
– Кто – я?
– Господи, да ты же ничего не знаешь…
Они кричали, целовались, почти ничего не соображая от радости. Гена с улыбкой смотрел на них. Потом махнул снисходительно рукой и зашагал прочь, на другой конец острова. Скрылся там, среди кустов, даже его видно не было. Только голос доносился – дребезжащий, но довольно приятный. Гена напевал:
– Я поля влюбленным постелю, пусть поют во сне и наяву! Я дышу, и значит – я люблю! Я люблю, и значит – я живу-у!..
– Тим, послушай, – наконец, справившись с волнением, смогла серьезно произнести Кира. – Вот ты думаешь, это что? – Она указала на свою забинтованную шею. – Это в меня стреляли. А знаешь кто? Ты не поверишь… И это не случайно, нет!
Ознакомительная версия.
