— Короче! — весело пригрозил шеф.
— Короче, знаю я тебя как облупленного. — И голосом, которым обычно озвучивают пиратские копии американских фильмов, произнес: — Хочешь об этом поговорить?
— Канэчна хачу! — завопил Андрей, которого распирали эмоции.
* * *
— Дело в архив сдал, докладную написал, даже к Бутузу на ковер сходил, — с веселой ехидцей отрапортовал капитан, завидев наконец в дверях могучую фигуру непосредственного начальства.
Непосредственное начальство бестолково потыкалось по углам кабинета и спросило жалобно:
— Юрка, а пожрать у нас ничего нет?
— Проглот вы, батенька, — неодобрительно заметил Сахалтуев. — Что ни слово, то про съестное.
— Сами мы не местные, — вывел Варчук длинную руладу, — простите, что такой молодой к вам обращаюсь, но оцень уз кусать хоцца…
— Айда в буфет.
— А что Бутуз? — сразу успокоился Варчук, который терпеть не мог сидеть за столом в одиночестве.
— Что-что? По-моему, даже обрадовался, что не с тобой общался. Пожурил ласково и слегка за то, что дело не раскрыли, но тут же по-отечески похвалил, выразил глубокое понимание сложностей и трудностей, постоянно возникающих в нашем благородном деле, и пожелал дальнейших успехов. Словом, все в порядке, ни у кого никаких претензий не возникло, из чего я делаю вывод, что внезапная инициатива свидетеля Кочубея поддерживалась не вышестоящими инстанциями, а кем-то другим. То ли это личное дело самого Петра Федоровича, то ли он оказывает неоценимую услугу кому-то со стороны. Вероятнее второе.
— Что вам? — спросила буфетчица, которой надоело ждать над металлическими судочками, пока клиенты выберут блюдо.
— А? Что мне? — вздрогнул Варчук, вглядываясь в странное месиво картошки с чем-то, что призвано было исполнять роль мяса. — Мне вот этого… этой… еды, одну порцию, пожалуйста.
— Это жаркое по-китайски, — строго сказала буфетчица, плюхая в тарелку содержимое половника. — Для вас стараемся.
— Спасибо, — растерянно сказал Николай, который помнил жаркое немного другим. — И супа налейте.
— Рассольника или солянки? Или борщ?
— Зеленый.
— Значит, рассольник.
— Хорошо, — согласился майор.
— А мне как обычно, Наденька, — пропел сзади Сахалтуев. — И сметанки не жалейте.
— Сейчас, Юрочка, — разулыбалась буфетчица, вылавливая из кастрюли с борщом кусок мяса размером с кулак и помещая его в центр сахалтуевской тарелки. — Вам надо правильно и разнообразно питаться. А вы к нам редко заходили на этой неделе. Вон даже цвет лица пропал.
— Виноват, Наденька, исправлюсь.
И буфетчица заалела как маков цвет.
— Учись, — сказал капитан, когда они уселись за стол. — Ну что тебе стоит запомнить, как ее зовут, и улыбнуться разок. Тогда бы мясо жевал, а не вот эту… еду.
— Ничего, — пробурчал Варчук. — И это вполне съедобно. А так улыбнешься один раз, другой, глядишь — ты уже на пороге ЗАГСа. Нет, сюда я больше не ездок, увольте.
— Как хочешь, — пожал Юрка плечами. — Борщ сегодня отменный. А твой, зеленый, — он весело хрюкнул, — как?
— Нормально! Я же сказал — вполне съедобно.
— Ладно-ладно, не заводись. Как успехи с живописью?
— Тоже нормально.
И майор добыл из кармана записную книжку:
— Вот, пробьешь мне после обеда адресок и данные всех, кто там прописан.
* * *
Снимок в солидной газете, на котором Сергей с улыбкой гладил маленькую, на редкость симпатичную собачушку неведомой породы, произвел в офисе настоящий фурор. Сотрудники радостно смеялись: впервые их фирме была посвящена такая доброжелательная и, что немаловажно, пространная статья. Другие газеты тоже поместили заметки о Колганове, но эта, несомненно, была лучшей.
Звонили с поздравлениями заклятые друзья и злейшие враги. Одни тонко — как занозу утюгом заглаживали — старались выпытать, во сколько обошлась Колганову имиджевая реклама; другие язвили, что у них нет таких доходов.
Сергей, ни сном ни духом не ведавший, что о вчерашнем мероприятии напишет чуть ли не вся центральная пресса, недоуменно шелестел газетами и похмыкивал.
Татьяна устроилась напротив.
— Шеф, у меня две новости. Обе хорошие. С какой начинать?
— Давайте с хорошей, — тепло улыбнулся он.
И поймал себя на мысли, что запах ее духов, неуловимый, тонкий и изысканный, будоражит его воображение, как бывало только в далекой молодости.
— Вы фотогеничны, — утвердила она.
— Мерси за комплиман… А какая тогда хорошая?
— В жизни вы гораздо лучше. Обаятельнее.
— Балуете вы меня, Танечка, — сказал Колганов. — А если я привыкну?
— К хорошему обязательно нужно привыкать и никогда больше не отвыкать, — наставительно отвечала она.
Сергей еще раз окинул взглядом удачный снимок.
— Признайтесь, откуда вы добыли собачку? Она ведь не сама по себе решила зайти к нам на огонек?
— В цирке, конечно, — рассмеялась Тото. — Правда же, чудесный песик?
Сергей воззрился на нее с неподдельным восхищением:
— Как вам только это в голову пришло?
— Я, конечно, приглашала толковых журналистов и подчеркивала, что нас интересует отнюдь не хвалебная статья, но именно их, каждого в отдельности, просвещенное мнение и ценные рекомендации…
— Однако-оо… — протянул Колганов, соображая, что у него самого, да и ни у одного из его сотрудников не хватило бы ни смелости, ни отчаянности, дабы озвучить такую идею журналистской братии, — порвут же на части, осмелев от вседозволенности.
А Татьяна между тем продолжила:
— Однако что бы им, бедным, запомнилось? Они ведь каждый божий день этих мероприятий смотрят — у-у-у! — И она смешно вытянула губы трубочкой, став лет на пять моложе. — А тут приблудная собачонка, самая фотогеничная на всю собачью труппу. Я их часа полтора отсматривала, пока выбрала. И вот вы уже не только большой друг детей и японцев, но и любитель животных. Вот, видите, — и она процитировала статью: — «После приветствия неожиданного „гостя“ пригласили на кухню и угостили на славу. Сергей заверил нас, что и о дальнейшей судьбе собачки он обязательно побеспокоится, — и почему-то это не вызывает никаких сомнений… „Не надо спасать мир, — сказал он. — Нужно всего лишь каждый день делать что-то конкретное для тех, кто рядом с тобой…“» Ну и так далее, включая искренние вам похвалы. Как говорил Штирлиц, лучше всего запоминается последняя фраза.
— И что запомнят про меня? — лукаво спросил Сергей.
— Что вы добрый, порядочный и с вами нужно иметь дело. С вашего позволения, я отлучусь из офиса. У меня сегодня просто какой-то хоровод любви с нашими будущими партнерами и клиентами.
