— Да. Мы думаем, что это хорошее название для нашего бизнеса.
— Почему детская одежда? — кажется любопытным, что две такие молодые девушки начинают такой бизнес.
— Билли всегда отличалась хорошим чувством цвета. Она может взять красный и розовый, соединить их вместе и сделать божественную вещь, и так, как у Билли ребенок, то в этом году мы решили сделать детскую одежду?
— У Билли есть ребенок? — хмурюсь я, для меня это полная неожиданность, я почему-то всегда думал, что она лесбиянка. И потом вдруг до меня доходит. Ну, конечно. Именно так и принято у них делать. Молодые девчонки рожают ребенка и начинают свои «отношения» с правительством, выделяющим им квартиру и получая при этом доход на ребенка в ближайшие восемнадцать лет!
— Да, красивый мальчик, — говорит она, и вдруг я нутром чую, ее ложь. Она говорит что-то еще, я отвечаю, но это всего лишь глупый спектакль. Я теряю всяческий интерес продолжать расспросы.
— Окэй, — говорю я.
— Окэй что?
— Вы получите кредит.
— Просто вот так?
— Есть одно условие.
Она становится очень спокойной и собранной.
— Ты не получишь деньги в течение следующих 42 дней.
— Почему?
— Потому что, — тихо отвечаю я, — в последующие 42 дня ты будешь существовать исключительно для моего удовольствия. Я планирую насытиться твоим телом до предела.
— Ты собираешься поселить меня снова в каких-то апартаментах?
— Не в каких-то апартаментах, а в тех же самых, в которых ты жила.
Она выпрямляется и смотрит мне прямо в глаза. У нее тоже появляется ряд условий, она хочет, чтобы малыш Билли оставался в квартире четыре ночи в неделю. И еще она хочет, чтобы Билли и Джек, которого она называет своим братом, но я, блядь, прекрасно знаю, что он любит ее, тоже могли посещать ее в апартаментах. Мне не нравится ее требования, но я соглашаюсь с ними сейчас. Нет ничего из-за чего бы я не получил ее назад. Ребенок, конечно, может раздражать меня, но я не плохо отношусь к Билли. Джек представляет из себя другую проблему, но я разберусь с ним со временем.
Я напускаю на себя скучающее выражение.
— Что-нибудь еще?
— Нет.
— Хорошо. У тебя что-нибудь запланировано на завтра?
Она отрицательно качает головой.
— Прекрасно. Не занимай завтрашний день. Лаура позвонит, чтобы назначить для тебя необходимые встречи.
— Окэй, если больше ничего...
— Я провожу тебя.
Головы персонала оборачиваются, наблюдая за нами, я игнорирую их всех, но Лана, кажется, встревожена их взглядами. И снова у меня появляется это незнакомое желание оградить и защитить ее. Управляющий банка замечает нас и спешит ко мне. На его лице застывает какое-то странное выражение, помесь запора с горем, он без сомнения до умопомрачения обеспокоен, что я не оставил ему шанса польстить мне. Я поднимаю палец, и он резко останавливается. Толкаю тяжелую дверь, и мы выходим на летний воздух. Стоит по-прежнему серый день и слегка моросит.
Мы поворачиваемся лицом друг к другу и у нас происходит небольшой разговор, но внезапно слова застревают в горле, мы только поедаем друг друга глазами. Синева ее глаз прямо проникает в мое тело и с силой вытягивает мою душу, словно голодный ястреб. Эта сила невероятна. В таких когтях я чувствую, что теряю былую хватку. Порыв ветра поднимает мои волосы и бросает их на лоб. Она протягивает руку, чтобы убрать их, но я дергаюсь назад, если я позволю ей дотронуться, то не выиграю так легко.
— На этот раз ты не одурачишь меня, — выплевываю я.
Мы в упор внимательно смотрим друг на друга. Она поражена моим презрением. Ее рука безвольно падает, и вдруг она выглядит такой юной и невыносимо измученной. Она смотрит в сторону автобусной остановки.
— Тогда увидимся завтра, — в уличном шуме ее голос едва слышен.
— Том здесь, — говорю я, завидев подъехавшее Bentley, припарковавшееся у тротуара.
Она отрицательно качает головой.
— Спасибо, но я поеду на автобусе.
— Том довезет тебя, — настаиваю я.
— Нет, — огрызается она. — Наш контракт не начнется до завтрашнего дня. Поэтому сегодня я буду решать, на каком транспорте мне ехать, — она отстраняется подальше от меня, собираясь уйти.
Моя рука самопроизвольно моментально хватает ее за запястье.
— Я схвачу тебя и засуну в машину, если это необходимо. Решать тебе.
— Ах, так? Я вызову полицию.
Я смеюсь.
— После всего, что я рассказывал тебе о своей семье — это твой ответ?
Я вижу, что она сдается, у нее уже нет сил, чтобы бороться.
— Конечно, кто мне поверит, если я буду утверждать, что Баррингтон пытался заставить меня силой сесть в машину, — она пытается меня умаслить. — Пожалуйста, Блейк.
Это не подлежит обсуждению. Как бы она не просила, но на автобусе она не поедет ни при каких обстоятельствах. Я знаю, как переиграть ее намерения.
— Ну, хорошо. Том поедет с тобой на автобусе.
В этот момент она перестает спорить, просто разворачивается, открывает дверцу машины, садится, с грохотом захлопывает ее, и смотрит прямо перед собой.
Том оборачивается и говорит ей что-то, она отвечает, пока автомобиль отъезжает.
Я стою на тротуаре, смотря вслед автомобилю, желая, чтобы она обернулась и посмотрела на меня. Сейчас, Лана, сейчас. Если она посмотрит на меня перед тем, как автомобиль скроется из вида, все будет хорошо. Обернись, Лана. Пожалуйста, посмотри на меня. Прошу тебя, обернись и посмотри. Bentley останавливается на светофоре, она поворачивает голову и смотрит на меня. Ее лицо совсем белое и не выражающее никаких эмоций, но внутри меня появляется волна дикой радости. Я хочу выбросить руку в верх в воздух, в жесте победителя. Никогда в жизни я не испытывал таких сильных эмоций, струящихся по моему телу.
Потом происходит самая невероятная вещь.
Возможно, это результат адреналина, бушующего в моей крови, и та сила эмоций, которые я никогда не разрешал себе проявлять, или, возможно, это шок от того, что увидел ее снова, но я словно перенесся в другое место из Килбурн-хай-Стрит с плохо одетыми людьми, проходящими мимо меня.
Мне пять лет, и я нахожусь один в ужасной комнате, освещенной только одной голой лампочкой. Я смотрю вниз на свои руки, покрытые кровью. Моя рубашка, шорты, ноги, даже пол вокруг меня красный от крови. Кровь не свежая: моя рука сжимает нож. Нож тоже не мой, так же, как и кровь. Я разжимаю руку и нож с грохотом падает на пол. Я перевожу глаза с блестящего клинка, но понимаю, что мне стоит туда смотреть, но я позволяю им скользить по цементному полу. Пока...
Не наталкиваюсь на то, что я совершил.
