на кулак ее, Миины, внутренности. Тянул, выкручивал. Господи, как больно! Она прижала ладони к животу, забормотала что-то бессмысленное: ну тихо, тихо, что ты, малыш, тебе тоже «матильду» жалко? Повалилась на диванчик – боком, подтянула колени почти к подбородку, сунула под них ладони, потом принялась тихонько гладить живот, бормоча все ту же бессмысленную чушь – успокаивала.
Минут через несколько боль и правда послушалась – ушла. Так же резко и внезапно, как появилась.
Мия полежала еще немного. Встала, наклонилась осторожно – ничего. Потрогала еще раз живот – он молчал. Паника, охватившая ее вместе с приступом боли, тоже отступила. Кишечная колика, ничего страшного. От стресса еще и не то бывает…
А если – не кишечная? И не колика? Да, можно сделать вид, что ничего не случилось. Зажмуриться, постараться забыть. Как ребенок, который прячется под одеяло, надеясь, что стоящий в углу «бука» исчезнет. Что его вовсе не было! Не было! Не было!
Но Мия-то не ребенок…
Гинекологов она боялась панически. Хуже, чем стоматологов, честное слово. Что – зубной, максимум будет немного больно, подумаешь! А тут изволь раскорячиться в этом чертовом кресле, как потрошеная лягушка, – мерзко и унизительно. Она и не ходила. Когда, после «эксперимента» с хранившимся в морозилке презервативом Алена, случилась ожидаемая задержка, купила в аптеке тест, полюбовалась на две полоски – и ни к каким «специалистам» не пошла.
Зачем к ним ходить? Ничего ведь толком не скажут, сделают выговор, что так поздно явилась, отправят миллион анализов сдавать, УЗИ делать…
Постой-постой. А на черта вообще лезть в это инквизиторское кресло? Если – не дай бог! – что-то не в порядке, это и на УЗИ определят, а если все хорошо – чего мучиться? Сто лет назад – даже меньше – женщины чуть не до самых родов привычную жизнь вели: мама рассказывала, как ее прямо с рабочего места – из поликлиники – в роддом увезли. Смеялась еще: обычно первые роды долгие, а Витек торопыга оказался, раз – и готово. Мама была стойкой и ничего не боялась. С какой же стати Мие собственной тени пугаться?
* * *
В кабинете ультразвуковой диагностики командовала девица, которую Мия сперва приняла за медсестру. Рыженькая, кудрявая, курносая, с выпуклыми «вишневыми» глазами, она слегка смахивала на пекинеса. Правда, выражение круглощекого, чуть приплюснутого личика, в отличие от умильных пекинесовых мордочек, было почти мрачным. На Мию она и не взглянула, буркнула «здрасьте, присаживайтесь» и уткнулась в монитор, на котором красовался шаблон некоего документа. Довольно длинного. После обоймы обязательных вопросов – тоже достаточно длинной, от возраста и предполагаемых сроков беременности до перенесенных в детстве заболеваний и принимаемых биодобавок – девица отправила получившийся документ на печать и, хмурясь на вылезший из принтера разлинованный бланк, сурово подытожила:
– Что ж вы так поздно? Ответственные мамочки, едва две полоски увидят, сразу к нам. Безответственные – ну… которым ребенок не нужен – тоже побыстрее стараются. А вы у гинеколога даже не были. Как же так?
– Ну… – замялась Мия, и тут рыженькая наконец на нее посмотрела.
– Ой! – совсем по-девчоночьи пискнула она. – А я вас узнала! Это же вы были? Ну, в передаче по телевизору? Недавно совсем!
Мия кивнула, выдав отрепетированную перед зеркалом (специально для съемок тренировалась) печально-усталую улыбку.
– Ну ложитесь, ложитесь, – закудахтала девица. – Сейчас все посмотрим…
«Смотрела» она долго. И не столько смотрела, сколько, хмурясь и поглядывая на заполненную в начале визита «форму», спрашивала и переспрашивала. Словно подозревала Мию в чем-то.
Или не Мию?
– Хорошая новость, – сообщила девица в какой-то момент, – что никаких новообразований у вас не наблюдается. Потому что то, о чем вы рассказали, могло означать… не самые приятные вещи. Но ничего такого я, к счастью, не вижу. Все чисто. А вот что касается повода вашего к нам обращения, мне нужно сказать вам кое-что, чего вы, вероятно, не ожидали… – она покрутила кудрявой головой. – Да вы сядьте поудобнее, что вы, как струна, напружинились…
Через час, сидя в одном из соседних с консультацией двориков, хмурилась уже сама Мия. На крышке канализационного люка звонко гуркотали над кучкой хлебных крошек голуби, в отдалении высунувшаяся из окна первого этажа бабуся поливала из шланга буйно цветущий палисадник, солнце, пробиваясь сквозь крону покосившегося ясеня, рисовало на земле пеструю сетку – зыбкую, колеблющуюся, неровную. Выкрашенные тусклой синей краской качели уныло поскрипывали, и Миины ноги то темнели, попадая в тень от торчащей рядом песочницы, то окутывались (опутывались!) золотисто-серой сетью.
Сеть. Ловушка. Она, Мия, попала в ловушку, из которой теперь не выбраться.
Но этого ведь не может быть!
Не бывает безвыходных ситуаций! И нет никакой ловушки!
Но мысли кружились в голове, как осенние листья. Да, точно. Осенние (сухие, уже мертвые), они путались, сталкивались, распадались на клочки.
А, ладно! Что она, в самом-то деле, так взволновалась. Ничего особенно страшного пока не случилось. И не случится – она уж постарается. Она сможет. Что-нибудь непременно придумается. Попозже. Например, завтра. Да, завтра. Все завтра. Сейчас надо просто выкинуть все из головы, остановить это бестолковое мелькание бессмысленных мыслей… Бессмысленных мыслей – забавно звучит…
Завидев входящего во дворик Петеньку, Мия почти обрадовалась. Ее бывший одноклассник зануда, конечно, и вообще странный, но отвлечься – сойдет и он. Пусть у мальчика будет сегодня праздник. Пусть сводит Мию в какое-нибудь кафе – она позволит. Сегодня – да.
Петенька, однако, прошел мимо.
Потом в обратную сторону.
И еще раз.
Мия наблюдала за этими странными маневрами, размышляя, окликнуть его или нет.
Но он, видимо, решился сам. Свернул со своего «туда-сюда», подошел к качелям:
– Ты ходила в женскую консультацию!
Это был не вопрос – утверждение. Мия изумилась. Петенька, конечно, со странностями, но это уже было чересчур. Что он себе позволяет?
– Ты следил за мной?
– Ты ходила в консультацию, – повторил он сурово, словно обвинял Мию в чем-то нехорошем.
В левой руке у него был пластиковый пакет. Держал его Петенька как-то странно: не за ручки, а как будто за горловину. Часть «горловины» оттопыривалась в сторону. Сперва Мия подумала, что в пакете сидит Смоки, но тут же поняла, что этого не может быть: Петенькин кот здоровенный, а в пакете лежало что-то не очень большое. Да и зачем бы таскать кота в пластиковом пакете, когда он с удовольствием на Петиных плечах катался? И переноска у них есть, Мия сама видела.
На мгновение она почему-то вдруг решила, что в пакете – пистолет. Большой, черный, блестящий. Как в кино. И Петенька хочет из этого пистолета ее, Мию, застрелить. Направить ствол (или это называется дуло?) ей в грудь и нажать на курок. Или на что там нажимают? И из
