Брин почувствовала, как у нее подгибаются колени, но она продолжала смотреть на Хэммарфилда, надеясь увидеть, отреагирует ли он как-нибудь на эту ложь.
— Какая жалось. Я бы очень хотел на них взглянуть.
Никакой реакции, его глаза упорно смотрели на нее, а рука сползала все даже и ниже. Он почти что ласкал ее.
Брин скрипнула зубами, схватила его руку — больше такого она терпеть была не в силах — и улыбнулась. Он вполне мог быть похитителем. Он прямо в эту минуту мог удерживать Эдама и… осмеливался прикасаться к ней, будто любовник. Еще немного, и она сорвется на крик, или упадет в обморок, или ее стошнит. Этому должен прийти конец. Она не обязана терпеть такое от кого бы то ни было.
— А где ваша жена, мистер Хэммарфилд? — спросила она. — Не имела удовольствия познакомиться с ней.
Хэммарфилд заметно побледнел. Он приоткрыл рот, чтобы ответить, но вдруг резко повернулся. Брин поняла, что его кто-то хлопнул по плечу.
— Можно разбить вашу пару, сэр? Полагаю, невежливо делать такое с героем дня, но боюсь, у меня не будет другого случая потанцевать с этой дамой.
— Конечно, конечно! — Хэммарфилд похлопал вновь прибывшего по спине, а Брин широко улыбнулась.
Ее спас от чемпиона танцпола по приставаниям и всех прочих возможных болезненных осложнений тот молодой чемпион-гольфист Майк Уинфельд. Его отличала здоровая привлекательность человека, много времени проводящего на свежем воздухе, и Брин была в самом деле ему благодарна.
— Позволите? — спросил он.
— Разумеется! — пролепетала она, вздыхая с истинным облегчением.
Все предыдущее показалось ей каким-то кошмаром.
Он прижал ее к себе, и они заскользили по танцполу в быстром танце.
— Не думал, что удастся увидеть вас так скоро, — сказал он с упреком.
— Я же действительно была занята! — сказала Брин.
— Съемками знаменитостей?
— Танцами для видеоклипа Ли. Я еще и танцовщица.
— Готов поспорить, что так, — сказал он с одобрением.
— Как ваша игра? — спросила Брин.
— О, прекрасно. Иной раз попадаешь в песчаный капкан, но, как правило, можно найти выход. Когда вы сможете сделать мои фотографии?
— Я действительно пока не знаю, — сказала Брин извиняющимся тоном. — Я все еще работаю на Ли.
— Ох, — сказал он грустно, поворачивая ее еще раз.
Брин подумала, что быть танцовщицей хорошо — только профессионал удержался бы на ногах после его наклонов и поворотов.
А потом она почувствовала, что он прижимает ее к себе так же тесно, как и Хэммарфилд. Гольфисты — как и политики — рук на привязи явно не держали. Проблема с Уинфельдом состояла в том, что он был слишком быстрым, и она не могла достаточно быстро двигаться, чтобы избежать его вездесущих пальцев.
Ли был рад тому, что игра была для него была естественна, как дыхание, потому что его ум был в смятении.
Ли невыносимо было видеть ее с Хэммарфилдом и с гольфистом. Она была одета в узкое черное шелковое платье, перепоясанное в талии. Шелк изящно облегал ее формы, а когда она танцевала… когда она двигалась… она была такой подвижной, такой гибкой и прекрасной.
И соблазнительной, как роза в полном цвету.
«Не надо смотреть на нее», — подумал Ли. Игра на ударных — это как дыхание, но барабаны сами по себе звучать не будут. И хотя он исполнял эту песню в сотый раз, в таких условиях…
Он не мог оторвать от Брин глаз. И не мог удержать свое раздражение, от которого его сердце было готово взорваться и разлететься тысячами искр. Она смеялась, болтая с гольфистом. Смеялась… и ее глаза радостно сияли.
«Она не твоя собственность», — резко одернул себя Ли.
Но он не мог отделаться от чувства, будто в какой-то мере это было именно так. Потому что он был от нее в совершенном восторге. Ночью в его объятиях она была обнаженным шелковистым волшебством. Видеть, как другой мужчина прикасается к ней… подобным образом.
От всего этого нетрудно было превратиться в дикаря, хотел он того или нет.
Под белой, в рюшах, рубашкой его бицепсы напряглись и вздулись, он допел последние слова песни и закончил ее раскатистой, постепенно затухающей дробью.
Он едва ли расслышал аплодисменты. Нелепо было соглашаться на это выступление. Похоже, ничего полезного сегодня вечером узнать не удастся.
А чего он ожидал?
Чего-то… чего-то, что должно было произойти.
Но ничего не случилось. Кроме того, что его нервы были напряжены до того предела, за которым он уже не мог управлять собой.
— Хэммарфилд интересовался фотографиями, — сказала Брин, когда Ли завел машину.
Было поздно, в отеле оставались только уборщики. А Ли упорно молчал с того самого момента, как она встретила его за кулисами, когда члены его группы собирали свои инструменты.
Ли смотрел на дорогу и в ответ только хмыкнул.
— Ли, ты меня слушаешь? Хэммарфилд спрашивал меня о фотографиях.
— Я слышал. О чем еще он тебя там спрашивал?
— Что? — пролепетала Брин, сбитая с толку враждебностью, которая слышалась в его вопросе.
Он мельком взглянул на нее, потом снова обратился к дороге.
— Я спросил, о чем еще он говорил.
Брин пожала плечами, все еще не понимая, что за зловещие чувства кипят в его душе, но чувствуя, что придется, тем не менее, защищаться.
— Я не помню.
— Понимаю. Трудно расслышать что-то, когда танцуешь так близко.
— Так близко? Это была не моя идея.
— Ага. Не могла ты его чуть-чуть отодвинуть, а?
— Я пыталась!
— Не смеши меня. Когда ты действительно хочешь оттолкнуть человека, у тебя это очень здорово получается. А этот гольфист — что у тебя с ним?
— Майк Уинфельд?
— Так его зовут?
Брин почувствовала, что разозлена не меньше, чем он.
— Послушай, Ли, я не знаю, что у тебя сегодня были за проблемы, но я не намерена сидеть здесь и выслушивать твои грубости. Играть на этом обеде — это была твоя идея, и ты сам предложил нам с Барбарой туда пойти. Ты настаивал, чтобы я что-нибудь разузнала от Хэммарфилда. Ты…
Брин осеклась, решив не переходить на грубость. Но она была в ярости. Этот вечер с самого начала был невероятно напряженным, а сейчас Ли еще и нападает на нее за то, что сам учинил.
— Ты ублюдок! — выругалась она, нарушив свое благое намерение. — Как, по-твоему, я себя чувствовала? Может, именно этот человек удерживает Эдама! Я и рядом-то с ним находиться не желала!
— Ага. А как насчет Уинфельда?
— Уинфельда? Давай прекратим это, Ли.
— Ты говорила, тебе нравятся гольфисты.
Она была измотана до предела и вовсе не намерена вести долгие разговоры. На ее глаза навернулись слезы, и Брин решила нанести ответный удар. Пусть ему будет так же больно, как и ей.